Опрокинув в могилу третью горсть, Тимур распрямляется, и я с щемящим сердцем замечаю у него на щеке влажную дорожку. Одну единственную. Тонкую. Похожую на серебрящуюся нить.

Алаев отходит назад, уступая место следующему желающему бросить землю в могилу. А потом и вовсе теряется в толпе, напрочь пропадая из виду.

9. Глава 9

Поминки проходят скромно, почти в полной тишине. И Тимур на них не присутствует.

Мама, сидящая рядом, то и дело спрашивает, где он, но я лишь растерянно пожимаю плечами. На телефонные звонки Алаев не отвечает, сообщения игнорирует. С тех пор, как он кинул землю в могилу Анвара Эльдаровича, я больше его не видела. Да и никто, судя по приглушенным шепоткам, не видел. Очевидно, он уехал сразу после этого.

Примерно спустя час присутствующие расходятся, и мама, весь день находящаяся в жесточайшем моральном напряжении, наконец расслабляется. Шумно всхлипнув, стягивает с волос белый платок, валится на кровать и наконец дает волю слезам.

Она плачет горько, навзрыд, растирая влагу по лицу, но я не порываюсь ее успокаивать. Не говорю, что все будет хорошо. В ближайшие дни – точно не будет. Боль утраты сгладит только время, а моя задача – просто быть рядом. Просто держать ее за руку и контейнировать непереносимые чувства.

– А как же Тимур? – жалобно тянет мама. – Я думала, он останется с нами… Неужели он сейчас совсем один?

– Ну что ты? – успокаиваю ее я. – Наверняка он с друзьями. Или с девушкой.

А в голове надрывно пульсирует: «А вдруг и правда один?».

– Я так волнуюсь, – продолжает она. – Может, нам стоит к нему съездить? Проведать, как она там? На кладбище он казался таким подавленным…

– Думаю, сейчас нам всем нужно отдохнуть, – отзываюсь я, поглаживая ее по плечу.

Вижу, что она без сил. Похоронные хлопоты и горе ее вконец измотали.

Мама бормочет что-то еще. Про Анвара Эльдаровича, про Тимура, про моральный долг. А потом прерывается практически на полуслове и проваливается в глубокий вязкий сон.

Накрываю ее пледом и осторожно сползаю с кровати. По-хорошему мне тоже следует отправиться в объятия Морфея, но чутье подсказывает, что сегодня я вряд ли усну. Тяжесть прожитого дня, смешанная с беспокойством за Алаева, хлещет по нервам, словно кнут по натянутой коже.

Тревога нарастает. Липкой черной массой заполняет сердце и голову. Ни о чем другом думать уже не получается.

Беру телефон и уже в сотый раз за вечер набираю Тимура. Абонент не абонент.

Черт, да что же с ним такое?!

Одно предположение хуже другого. Надеюсь, он там не счеты с жизнью сводит? Нет, это, конечно, очень маловероятно, но расшалившаяся фантазия так и покидывает страшные картинки, где бездыханное тело Тимура по утру находят в реке…

Даже представит не могу, что чувствует человек, похоронивший родителя. Должно быть, нечто совершенно ужасное. Какие бы отношения ни связывали отца и сына, они были родными людьми. А теперь Тимур совсем один. Круглый сирота в неполные двадцать четыре.

Устало потерев виски, подхожу к туалетному столику и достаю из выдвижного ящика мамину записную книжку. Сколько себя помню, родительница всегда хранит важную информацию в ней.

Так-так… Телефоны друзей, пин-коды от банковских карт, пароли от соцсетей… А вот и нужная страница: адреса родственников. Быстро фотографирую клочок бумаги, на котором записан адрес Алаева и прячу телефон обратно в карман. Затем царапаю записку о том, что поехала проведать Тимура, и оставляю ее на маминой подушке.

Собираюсь спешно. На переодевания нет времени. Просто хватаю дамскую сумку и, вызвав такси, вылетаю из дома. Машина приезжает быстро и, оказавшись в теплом салоне, я слегка размякаю под звуки убаюкивающего русского шансона.