Траурный флер дня отражается даже на погоде. Еще вчера на дворе стояло лето, а сегодня она по-осеннему грустная. Небо мрачно хмурится. Пепельно-серые прожилки облаков рассекают высь. Неуютный прохладный ветерок лохматит волосы и треплет листву на деревьях. Зябко. Как внутри, так и снаружи.

Скольжу взглядом по толпам незнакомых лиц и ловлю себя на мысли, что ищу среди них одно. Вполне конкретное. Смуглое, с широким волевым подбородком и резко очерченными скулами.

Но Тимура нигде не видно. Может, он еще не приехал?

Отвлекаюсь на паркующийся неподалеку катафалк и на какое-то время забываю об Алаеве. Слушаю наставления мамы и обмениваюсь вежливыми фразами с людьми, которые пришли почтить память Анвара Эльдаровича.

Я принимаю соболезнования какой-то пожилой тучной дамы, когда на парковку, привлекая всеобщее внимание, заезжает большой тонированный внедорожник. Тимур выходит наружу и, захлопнув дверь, застегивает пиджак на пуговицу. Он одет с иголочки, а лицо по обыкновению лишено всяких эмоций. Там нет ни скорби, ни горя, ни даже печали… Вообще ничего. Абсолютная бесстрастность.

Похоже, Алаев снова спрятался от мира за маской наносного равнодушия. И одному богу известно, что творится под ней.

К Тимуру тут же подтягиваются люди. Он выслушивает слова сочувствия практически молча. Лишь изредка расщедривается на кивки и сухое «спасибо».

В какой-то момент Алаев вскидывает голову, оценивая окружающую обстановку, и наши взгляды пересекаются. Я слукавлю, если скажу, что не ждала этого. Ждала. Намеренно следила за каждым его шагом.

Как ни странно, Тимур не спешит отводить взор. Несколько непростительно коротких секунд он смотрит мне в глаза. Напряженно. Многозначительно. Так, словно хочет что-то сказать. Выплеснуть тяготящее и наболевшее. Поделиться чем-то важным…

Но затем к нему кто-то обращается, и магия зрительного контакта рассеивается.

Разочарованно выдыхаю и вновь возвращаюсь к реальности. Поправляю платок, покрывающий волосы, и озираюсь по сторонам. Траурная процессия постепенно вытягивается линией и движется по направлению к кладбищу. Мужчины идут спереди, женщины – сзади.

Вообще-то в исламской культуре присутствие представительниц слабого пола на похоронах не приветствуется. Но мама с Анваром Эльдаровичем заранее обсудили этот момент с муллой и получили своего рода разрешение. Главное условие – вести себя спокойно. Не плакать навзрыд и уж тем более не кричать. По словам священнослужителя, бурные страдания на кладбище крайне нежелательны.

Я знаю, что маме, воспитанной в христианских устоях, нелегко мириться с мусульманскими традициями. После омовения ей даже не позволили коснуться тела Анвара Эльдаровича в последний раз. Да и сейчас она идет не рядом с ним, а плетется почти в самом хвосте колонны вместе со мной.

Но, несмотря на вполне естественный внутренний протест, мама держит свое мнение при себе. Не перечит и не пытается сделать все по-своему. Говорит, что уважение к религии любимого человека есть продолжение уважения к нему самому.

Ритуал захоронения начинается с молитвы. Мулла зачитывает суры Корана, а после опускания тела в яму первым бросает туда комок земли. Дальше – очередь Тимура, который стоит почти у самого края и неотрывно глядит в могилу отца.

Он медленно наклоняется и собирает в ладонь черную горсть. Кидает и загребает еще одну. Такое чувство, что Алаев не замечает тихо скорбящих вокруг людей, не слышит протяжных молитв. Он погружен глубоко в себя. Его немигающий взгляд кажется пустым и стеклянным. Даже как-то страшно... Будто он вообще не здесь, не с нами. Присутствует лишь физически, а душа ушла куда-то далеко…