– Как трогательно, – вопреки обыкновению, в голосе Тимура нет сарказма. – Но со мной все нормально. Я просто устал от общества чужих людей и захотел побыть один.

– Вот оно как. А я уже напридумывала себе всякого, – усмехаюсь, подавляя неловкость. – Ну тогда я пойду, да? Не хочется тебе мешать…

Моя миссия выполнена: информация о состоянии Тимура получена. Он цел и невредим. Вены себе не режет, белугой не воет. Выглядит, естественно, безрадостно, но в текущих обстоятельствах и не может быть иначе.

– Виски будешь? – проигнорировав мою реплику, он берет бутылку и наполняет ее содержимым второй бокал.

– Нет, – мотаю головой. – Я, пожалуй, воздержусь.

– Брось. Выпей со мной, – кинув в бокал пару кубиков льда, Алаев приближается и протягивает его мне. – Это старый добрый Джек. С него практически нет похмелья.

– Ты же хотел побыть один, – напоминаю я, принимая напиток из его рук.

– Твоя компания мне не в тягость, – он пристально наблюдает за тем, как я мелкими глотками цежу терпкую горечь. – Я рад, что ты пришла.

Его слова вгоняют в ступор. Все никак не привыкну, что повзрослевший Тимур не кусается, не атакует, не причиняет боль. Находясь рядом с ним, рефлекторно хочется обороняться. Вот только теперь в обороне нет никакой необходимости.

– Я думала, я тебя раздражаю.

Дабы замаскировать смущение, осторожно вращаю бокал и наблюдаю за бултыханием золотистой жидкости.

– Да. Раньше так и было, – Тимур садится на диван.

– А сейчас? – осмелившись, бросаю на него очередной косой взгляд.

– Сейчас уже нет.

Раз поймав, Алаев цепко держит мое внимание. Не позволяет отвести глаза в сторону или моргнуть. Я словно попала под гипноз. Вот вроде понимаю, что мое пребывание здесь неуместно и гляделки эти слишком провокационны… Но ничего поделать с собой не могу. Добровольно тону в омуте его пронизывающего до костей взора.

Он просто смотрит, а я уже трепещу. Как струна в умелых руках арфиста.

– Ну как ты вообще? Если по-честному, – поддавшись порыву, делаю несколько робких шагов и сажусь рядом. На самый краешек дивана.

На этот раз я не приму дежурного «нормально», и, кажется, Тимур это понимает. Потому что не спешит повторять свой прошлый ответ.

Он проводит ладонью по лицу и морщится, словно от зубной боли. Затем выпускает скопившийся в легких воздух через нос и хрипло произносит:

– Если по-честному, то хреново, Лер. Максимально хреново.

– Ну вот, – вздохнув, снова делаю глоток. – Это уже похоже на правду.

– В нашу последнюю встречу отец столько всего сказал… Черт, я полжизни ждал этих слов, а когда наконец услышал, знаешь, что почувствовал?

– Что?

– Что меня уже давно отпустило. Что и обиды-то как таковой нет, и поступки его стали в разы понятней, – задумавшись, Тимур проводит кончиком языка по нижней губе. – По малолетке ведь все черно-белым кажется, а потом вроде как прозреваешь, другие цвета начинаешь замечать… У тебя было такое?

– Да, было, – отвечаю я, как ни странно, вспоминая наше с ним прошлое.

– Когда мать умерла, отец виделся мне исчадием ада. Стремно признаваться, но я реально его ненавидел. Первые годы – особенно сильно, а потом это как-то незаметно вошло в привычку. Мол, батя у меня говнюк, а я весь из себя такой молодец, – он отхлебывает виски и продолжает. – Но проблема в том, что батя у меня в общем-то нормальный. Обычный мужик со своими загонами и слабостями. Такой же, как и я, в сущности. Да, он никогда не тянул на идеал… Но идеалы ведь для того и нужны, чтобы оставаться недостижимыми.

– Так и есть, – поддакиваю я, боясь спугнуть нечаянный поток его откровений.