Иногда Алафин говорил мне, что нельзя любить женщину так сильно, особенно если ты советник, и большую часть дня пропадаешь в королевских покоях или пишешь указы в своем кабинете, и сейчас я жалею лишь о том, что мы так редко бывали вместе. Так редко гуляли по морскому берегу, так редко любовались первыми цветами на лесных полянах, так редко говорили по душам и смотрели на полную луну. Я почти забыл, как блестят твои волосы в свете предзакатного солнца, почти забыл, как звучит твой смех, в который я когда-то влюбился без памяти – еще до того, как впервые заговорил с тобой и взял тебя за руку. Но именно поэтому редкие минуты, которые мы проводили вместе, были так ценны.

Я прожил долгую жизнь и не знаю, сколько еще мне отмеряли боги, но уверен, что никогда не встречу женщину, которую буду любить так же сильно, как тебя. Для меня ты была не просто женой, а верным другом, наставником и мудрым советником. Ты подарила мне шестерых дочерей и двоих сыновей, и я не думаю, что в деревне есть хотя бы одна мать, которая справилась бы с их воспитанием лучше тебя. Милая Белла – да не разгневается Алафин, если сейчас его дух заглядывает мне через плечо и читает это короткое имя, которое его всегда так злило – я искренне верю, что ты поймешь меня и простишь. Мое сердце всегда с тобой, и ты всегда будешь жить в моих мыслях. Голос вечного странника зовет твоего неугомонного супруга в дали, которые до сих пор не покорились ему, и ни смертный, ни бессмертный не властен над этим голосом. Прошу тебя лишь об одном: не надевай черные одежды и не запирай дверь своих покоев. Ты полна любви, и та сила, которая живет в тебе, должна освещать путь другого мужчины. Найди себе мужа, и пусть он подарит тебе еще детей. Твое счастье будет согревать меня в пути. Всегда твой, Дариан».

Перечитав письмо, Дариан тяжело вздохнул, вылил на пергамент кроваво-красный расплавленный сургуч и приложил к нему свой перстень, а потом снял кольцо и спрятал его в стоявшую на столе шкатулку. Последняя ниточка, связывающая его с прошлым. А теперь – в путь.

Фелот (побережье Красного моря)

Дорос поднялся на ноги, отряхивая с брюк сухие травинки, и посмотрел на Ирфина исподлобья. Тот поднял руку и пошевелил пальцами: жест, который темные эльфы использовали испокон веков, вызывая кого-то на поединок.

– Еще раз.

– Какой в этом смысл? – тряхнул головой юноша. – Ты все равно меня победишь!

– Не предпримешь очередную попытку – не узнаешь.

– Да я уже знаю! Проклятье! – Дорос швырнул парные клинки на траву. – Тебя привели сюда для того, чтобы ты учил меня воинскому делу, а не для того, чтобы…

В течение нескольких мгновений Ирфин наблюдал за своим учеником. Дорос стоял, опустив голову, и длинные пряди цвета льна падали ему на лицо. Он был ниже учителя на полголовы и казался чересчур худым. Вряд ли из него выйдет хороший воин. И дело не в том, что юнца унесет ветер, когда он отправится в свой первый поход.

– Подними, – приказал он Доросу.

Поколебавшись, юноша наклонился и поднял оружие. Ирфин убрал в ножны свои парные клинки, подошел к сыну торговца Кловиса и наградил его подзатыльником.

– Ай! – взвизгнул тот.

– Не смей так обращаться с оружием. Если я увижу это еще раз, одной оплеухой ты не отделаешься.

– Это всего лишь глупые железки, над которыми воины чахнут по понятным только им причинам!

– Это парные клинки, которые срубили не одну сотню голов. И к ним нужно относиться с уважением. Я достал их для тебя, и твоему отцу они обошлись в целое состояние.

Дорос вскинул подбородок.