– Мой отец может сделать такой подарок своему сыну! Вряд ли он от этого обеднеет!

– Не обеднеет. Но если ты не закроешь рот прямо сейчас, я подниму тебя в час быка, и ты переплывешь самое большое озеро в лесу пять раз. И продолжишь плавать. Как долго – зависит от моего настроения.

Ламия наблюдала за этой сценой из спасительной тени увитой зеленью беседки. Видимо, Ирфин слишком увлекся боем – если то, что происходило между ним и Доросом, следовало называть боем, а не избиением почти безоружных и абсолютно беззащитных юношей – и не заметил ее появления. Золотисто-карие глаза девушки, подведенные черной краской, следили за участниками разворачивающейся сцены, на тонких губах играла улыбка. Она успела сменить шелковую тунику, которую выбрала для похода в город, на короткое платье из серебряного кружева, плотно облегавшее тело. Обнаженные плечи Ламии покрывала вышитая драгоценными камнями накидка, такая легкая, что могло показаться, будто ее соткали из воздуха. Сестра Дороса пила холодное вино, ела персики и не торопилась вмешиваться в разговор, хотя на памяти Ирфина не раз и не два отпускала нелестные замечания в адрес брата.

– Не нужны мне твои озера! И твои уроки тоже! Так отцу и передам! Что за глупые мысли приходят ему в голову?! Почему это я должен стать воином?! От кого мне защищаться за этими стенами?!

– Жду тебя через два дня на рассвете, Дорос. Если опоздаешь – пеняй на себя.

Ирфин проводил взглядом удаляющегося юношу и подошел к беседке, в которой сидела Ламия.

– Хнычет как девка, едва встретившая пятую весну, – сказала она, откусывая от персика. – Сколько его помню, он всегда был таким. И могу понять отца. Наверное, он решил, что твои уроки воинского искусства помогут ему стать более мужественным. Смешно.

– Так ты наблюдаешь за нами для того, чтобы посмеяться?

– Я наблюдаю за тобой. Почему ты не заходишь?

– Мне нужно переодеться. Я не могу появляться перед своей госпожой в таком виде.

– Переоденешься потом. Сейчас ты выпьешь со мной холодного вина. Ты хочешь, чтобы я налила тебе холодного вина? В такую жару от него никто не откажется.

Узнав, что Ирфин с воинами вернулся в Фелот, Кловис нашел ранее гостивших у него эльфов (боги ведают, как, но торговцу это удалось) и расспросил о дальнейших планах. Как скоро они тронутся в путь? Куда направятся? Ирфин сообщил, что спутники в ближайшие несколько лун город покидать не намерены. Кловис предложил им поселиться в одном из принадлежащих ему домов, а первый советник, в свою очередь, поинтересовался, не найдется ли у него работа для чужеземца. Торговец вспылил, сказав, что не посмеет брать с постояльцев денег, тем более что они друг с другом знакомы, но Ирфин, привыкший платить за все, что получает, настоял на своем. С тех пор он дважды в неделю давал уроки фехтования Доросу, одному из сыновей хозяина дома, не так давно встретившему двадцатую весну.

Дорос был ленив, неповоротлив и чаще думал о плошке, полной фиников, чем о воинской славе. Вряд ли Кловис видел своего сына в почетном карауле, который несла стража патриция возле дворца, и уж точно не думал, что тот будет защищать город от редких нападений разбойников и диких племен. Торговец хотел, чтобы мальчик наконец-то повзрослел, а Дорос, в свою очередь, взрослеть не собирался. Иногда Ирфин размышлял о том, что сделал бы с таким эльфом главный воин в деревне янтарных Жрецов. Почти не умеет плавать, швыряет на землю оружие, постоянно опаздывает на уроки. Такого эльфа в деревне янтарных Жрецов высекли бы плетьми на глазах у остальных. Да что там Жрецы: самому Ирфину нередко доставалось от наставников, если он просыпался слишком поздно или отказывался слушаться приказов.