Когда я смывала водой из ведра помидорный сок с рук, на дороге появилась Нонни. Она очень торопилась и едва касалась земли своей клюкой. Ну и перепугалась я! Самого дня смерти отца я не помнила, но то чувство, которое у меня тогда было, всегда оставалось со мной. Горячечное, паническое чувство. Вот и сейчас при виде приближающейся Нонни я испытала примерно то же самое.

Я выронила помидор и бросилась ей навстречу, помня синюю мордашку Уильяма во время ночного приступа кашля. В это время дня он всегда был с Нонни, но сейчас она пришла одна.

Нонни остановилась и поманила меня.

– Что случилось? – крикнула я на бегу. – Что-то с малышом Уильямом?

– Я видела машину миссис Веркмен, – сказала запыхавшаяся Нонни, останавливаясь неподалеку от меня. – Значит, ей подавай тебя и твою сестру.

– Это все? – Я тоже остановилась. Из густого табака прямо перед моим носом вынырнул малыш Уильям. Я хотела его шлепнуть за то, что он меня напугал, хотя взбучка полагалась бы Нонни, нерадивой надсмотрщице. – Я уже решила, что стряслось что-то ужасное.

– Лучше поторопимся. – Она схватила мою липкую руку своей толстой потной ручищей.

– Напрасно ты бежала, – сказала я. – И напрасно отпустила Уильяма в поле. Помнишь, что было в прошлый раз?

И двух недель не прошло с тех пор, как он потерялся в табаке. Хватились – нет его! Все стали его искать. Мэри Элла – та со страху ревела. Нашел его Эли: малыш сидел на грядке с перепачканной мордашкой и играл с огромным, страшным табачным червем. Увидев Эли, выносящего с поля ее ребенка, Мэри Элла с рыданием повалилась на землю.

– А тебе давно пора домой, – огрызнулась Нонни. – Где Мэри Элла?

– Не знаю. – Я не желала этого знать. – У Мэри Эллы своя жизнь.

С миссис Веркмен мне нужно было поговорить о необходимых нам вещах: о пеленках, о нижнем белье и одежде для нас с Мэри Эллой. Но больше всего мне хотелось оконный вентилятор. Некоторые хвастались в церкви, что заимели такой, и утверждали, что это лучшее на свете изобретение. Миссис Веркмен привозила нам все больше мелочи: одежду, пеленки. Хотя попросить все равно не мешало.

Нонни так вцепилась мне в руку, что вонзила ногти в ладонь.

– Ничего не говори миссис Веркмен про хозяйские гостинцы! – сказала она.

– Нашла дуру! – фыркнула я и мысленно поправилась: «Разве я так глупа?» Если мы проболтаемся, то миссис Веркмен вычтет стоимость гостинцев мистера Гардинера из суммы нашего пособия. В последнее время он был очень щедр: бывало, отправлял Мэри Эллу домой с целой половинкой окорока. Я делала вывод, что дела у него на ферме идут совсем неплохо.

– Я спрятала ветчину, как только увидела машину, – продолжила Нонни. – А потом побежала искать тебя и твою никчемную сестрицу.

– Она не никчемная, – возразила я. Правильное слово для определения Мэри Эллы не приходило мне в голову, но это явно не годилось. Уж больно хорошо у нее получалось успокаивать малыша Уильяма. Так она его любила – прямо загляденье!

Миссис Веркмен я помнила столько же лет, сколько саму себя. Она занялась нами, когда у нас случились страшные события, и, как фокусник, предоставляла нам все необходимое. Самый непостижимый свой фокус она выкинула тогда, когда прознала про аппендицит у Мэри Эллы еще до того, как той занеможилось! Была у нее такая сила, а это пугает – знать, что кто-то обладает властью над твоей жизнью. Деньги, на которые мы жили, появлялись благодаря ей, поэтому с ней надо было держать ухо востро. Лишь бы не сморозить лишнего, это могло бы дорого нам обойтись. Когда миссис Веркмен навещала нас в прошлый раз, Мэри Эллы тоже не было, вот я и опасалась, как бы она не решила, что у сестры появилась настоящая работа и что она зарабатывает больше, чем мы говорим.