Я улыбнулась.

– Жду не дождусь, чтобы лучше со всеми вами познакомиться. – Я была рада, что сумела наконец составить и произнести законченную фразу.

Мы побрели назад через гостиную, где я увидела аккуратный ряд фотографий на стене.

– Это ваши дети? – спросила я, подойдя ближе.

– Они самые. Вот это Эли. – Она указала на парня, на вид взрослого мужчину. Все фотографии были цветные, но мелкие – скорее всего сделаны в школе. Эли не улыбался: видно, ему не понравилось, что его фотографируют. Меня заворожили его глаза – цвета прозрачного янтаря.

– А этот? – Я указала на темнокожего херувима с широкой белозубой улыбкой. – До чего симпатичный! – Я оглянулась на Шарлотту, испугавшись, что повела себя непрофессионально, но ее лицо осталось непроницаемым.

– Это мой Дэвил, – радостно сообщила миссис Джордан. – Правда, ему подходит это имечко?

– Его так и зовут? – спросила я, трогая угол фотографии.

– Я назвала его Дэвон Джеймс Джордан, но моя старшая, Шина, никак не могла выговорить «Дэвон», получался «Дэвил», так и пошло. Он ничего, только хитрец, каких мало! Фотография старая, теперь он старше. – Она ткнула пальцем в следующее фото: – А вот и Эвери.

Я посмотрела на парня в черных роговых очках. Мне было очень жаль его: неужели с его зрением все и вправду так плохо?

– Таким он был пару лет назад, – уточнила миссис Джордан. – Теперь он совсем большой.

– Это верно, – подтвердила Шарлотта.

Я шагнула к последней фотографии.

– Это, наверное, Шина. – Вылитая мать, тот же экзотический разрез глаз.

– Да, мэм. Очень по ней скучаю. – Она поджала губы. – Скучаю по моей девочке.

Мне хотелось узнать, почему Шину отдали в другую семью, но Шарлотта тронула меня за локоть.

– У нас впереди еще несколько семей, – сказала она.

– Одежда, – напомнила я.

– Действительно! – Можно подумать, она не вспомнила бы без моего напоминания. Мне ни секунды в это не верилось. – Давайте достанем одежду.

Мы оставили Лите Джордан три мешка одежды и уселись в машину.

– О чем вы с ней беседовали в конце? – спросила меня Шарлотта, поворачивая ключ зажигания. – О фотографиях?

– Да, а что? – Я напряглась, готовая к осуждению.

– Все правильно, – одобрила она. – Так и надо делать, чтобы они раскрылись. Чтобы добиться их доверия. Вы коснулись сокровенного, а она в ответ испытала к вам естественную симпатию.

Я облегченно перевела дух.

– Спасибо. Я подумала, не привезти ли ей рамки для фотографий. Жалко, что они висят вот так, прилепленные к стенке.

– Сначала спросите, хочет ли она этого. Никогда не знаешь, почему люди поступают так, а не иначе. Мало ли, вдруг у них в семье такая традиция – лепить фотографии на голую стену! – Она усмехнулась. – Хотя как-то сомнительно…

Я приготовилась спросить про дочь миссис Джордан, Шину, но Шарлотта указала пальцем влево, на деревья:

– Вон там живут Харты.

Я попыталась преодолеть взглядом зеленую завесу, но ничего не разглядела, кроме древесных стволов и густой тени. Где-то там обитала странная девушка Мэри Элла и ее блуждающая сестра Айви. Мне не терпелось услышать их историю.

Среда была третьим днем уборки. Ох и длинный выдался денек! Когда все работники разошлись, меня можно было выжимать, но все же я выстояла. Я осталась у табакосушильни одна. Я терла пальцы половинкой зеленого помидора, чтобы избавиться от табачной смолы, полная надежды увидеться с Генри Алленом, прежде чем уйти домой. Я знала, что он работает под навесом на другом краю поля. Мы не договаривались о встрече этим вечером. Предстоял третий вечер подряд с ним врозь. Накануне мы не виделись по моей вине. Меня не отпустил на полуночное свидание малыш Уильям: своим кашлем он разбудил Нонни и Мэри Эллу, так что мне было не улизнуть. Этим утром Генри Аллен удивленно на меня взглянул и спросил, почему я не пришла, а я ответила: «Уильям прихворнул». Это все, что мы друг другу сказали за весь день, и я с ума сходила, глядя, как он тащит к нам в сушильню салазки с табаком, а потом уходит, не перекинувшись со мной ни единым словечком. Сейчас любой заметил бы, что я лодырничаю. Половинка помидора расквасилась, а пальцы у меня так и остались липкими.