– Сказали, ему нужны новые очки, – ответила миссис Джордан со вздохом. – Как же мне хочется, чтобы он стал нормально видеть!

– Он может помогать на уборке табака? – спросила Шарлотта.

– Несколько недель назад он занимался обрезкой. Цветы он видит и может их убирать. Ему хочется работать вместе с остальными, особенно на разгрузке и на переноске. Он спит и видит, чтобы стать как все. – Глаза матери увлажнились, и я впервые по-настоящему ее пожалела. До меня дошло, каково ей живется, и я отвернулась, чтобы не разрыдаться от сочувствия. Слабость посетила меня ненадолго, всего на две-три секунды, но успела заронить сомнение, гожусь ли я для этой работы. Дело было не в том, что я узнала про ее больного сына – я была готова и к худшему, а в ее собственной боли: я ощутила ее как свою.

– Он интересуется девушками? – спросила Шарлотта.

Она отрицательно помотала головой.

– Нет, мэм, и безо всякой операции.

Шарлотта кивнула.

– Меня это беспокоит, – заговорила она. – В последний раз по пути в Ридли я заметила, как он вырос. Очки его не портят, он красивый парень, рослый, сильный…

– Все мои парни красавчики, – похвасталась мать.

– Согласна. И чем красивее они становятся, тем мне тревожнее.

– Я знаю, что с такими глазами ему нельзя иметь детей. Знаю, что он очень даже на это способен. Только не надо операции! Я сумею за ним уследить.

До меня не сразу дошло, о чем они говорят. Сначала я думала, что речь об операции на глазах, а потом смекнула: нет, о стерилизации! Раньше мне было невдомек, что евгеническая программа распространяется и на мужской пол. Как это делается? Неужели кастрация?

– Не хочу причинять ему такой вред, – сказала миссис Джордан.

– Пока что время терпит, – сказала Шарлотта. – Когда оно выйдет, вы с миссис Форрестер вернетесь к этому вопросу.

При упоминании моей фамилии миссис Джордан уставилась на меня.

– Вы все помалкиваете, – заметила она.

Я открыла было рот, хотя еще не решила, что скажу, но Шарлотта меня выручила.

– Пока что она погружается в обстановку. В следующий раз разговаривать будет уже она.

Шарлотта провела с этими людьми едва ли не всю жизнь. Как мне с ней сравняться?

– Как поживают ваши соседи? – спросила Шарлотта. – Как там Харты?

– Мэри Элла все такая же странная. Вся в Вайолет. – Миссис Джордан опять взглянула на меня. – В свою мать. Я выросла с Вайолет.

Я покивала, хотя понятия не имела, о ком она толкует.

– Объясните ей, – попросила Шарлотта.

– Мы с братом выросли здесь, в этом доме. Перси Харт, отец Мэри Эллы и Айви, вырос в том доме, где сейчас живут Харты. – Она посмотрела на Шарлотту. – Она хоть с ними знакома?

– Скоро познакомится.

– Вайолет, их мать, жила чуть подальше. Дэвисон был еще мальчишкой, рос себе в господском доме. Все друг друга знали, вместе играли, вместе работали на табачной плантации. Как теперь наши дети.

– Понимаю, – сказала я.

– Вот я и говорю, Мэри Элла становится с каждым днем все более чудной. Вот Айви – та славная девочка. Играет иногда в школу с Родни и с их маленьким Уильямом, учит их цифрам и всякому такому… Родни смекалистый, а вот Уильям… – Она покачала головой. – Прелесть мальчонка, но что-то с ним не то… Это сразу видно. Ну а теперь Айви тоже стала убегать по ночам. Пару раз я видела, как она бродит, – совсем как ее сестрица.

– Куда она бегает?

Она пожала плечами.

– Не знаю, я видела ее на дороге.

– Вы уверены, что это была она?

– Да, мэм, кто же не узнает ее по волосам? У Мэри Эллы они желтые и растрепанные, а у Айви нет, к тому же она покрупнее, мясца у нее на костях побольше. Нонни тоже сдает, – добавила она, снова косясь на меня. – Вам придется научиться разговаривать: на этой работе иначе никак.