– Узнаю Карима Шайя. Ты не меняешься, старина. Такой же бузотер, как и прежде!

– Мы с вами знакомы? – Я зажмурил один глаз и посмотрел на доктора. – Ну да, конечно… И как я сразу не догадался, что это будешь ты.

– Заигрываешь с врачихой из мобильной бригады и пугаешь моих медсестер…

– Можно подумать, что я попросил ее раздеться и исполнить для меня стриптиз. Даже в мыслях такого не было.

Доктор долго меня щупал, заглядывал в глаза и вообще – делал вид, что работает. Я тоже не стал валять дурака и сделал вид, что ему поверил. Потом он сделал два шага назад и что-то прошептал.

– Не будь идиотом, Шарль! – сморщился я. – Ты же знаешь, что я ни черта не слышу.

– А утверждаешь, что все в порядке, – рассудительно заметил доктор.

– Мне нужна бутылка водки – и контузия пройдет сама собой. Можно без закуски. Если нет водки, то подойдет чистый медицинский спирт.

– Хороший способ. У русских лечиться научился?

– Нет, у одного рыжего британца. Офицера, мать его так, ее королевского величества.

– Он пьет спирт? – удивился доктор.

– Он пьет все, что горит.

– Может, это и помогло бы, но не здесь и не сейчас. В общем – слух вернется через пару дней.

– Я в курсе, когда он вернется. Меня больше интересует, когда вернется моя одежда.

– Еще не скоро. Полежишь недельку, проведем сеанс лечения. Седативные препаратики поколем, а я тебя понаблюдаю, – он хохотнул, – по старой памяти.

– Шарль, иди ты в задницу со своими препаратами и медсестрами! Где Маргарет О’Рейли?

– Не переживай, с ней все в порядке. Ведет себя так же, как и ты – раздражительна без меры и оглохла на одно ухо. Но у нее это первая контузия, а у тебя – какая? Если мне память не изменяет, то далеко не первая. С этим, mon cher ami[6], шутки плохи. Никогда не знаешь, чем может обернуться…

– Я их что, считаю?! Одежда где?

– Карим…

– Шарль, не трахай мне мозги! Мне нужна одежда. И еще…

– Что?

– Когда меня приложило, у меня в руках была папка. Где она?

– Понятия не имею. Никакой папки при тебе не было.

– Вот дьявольщина!

– Надо спросить у ребят из мобильной бригады. Может, у них завалялась?

– Будь другом – спроси!

– Это так важно? – спросил Вернер и удивленно дернул бровью.

– Очень. Ты даже не представляешь себе, насколько важно.

– Ладно, лежи! Поищем твою папку.

– Мне надо поговорить с Маргарет.

– Извини, но нельзя. У нее был парень из Ордена. Выставил у дверей охрану, и посетителей к ней не пускают. Кстати, к тебе тоже.

– Вот дерьмо! Час от часу не легче…

– Этот парень обещал зайти немного позже, чтобы поговорить с тобой. Я сказал, что ты очнешься не раньше полудня.

– А сколько сейчас времени?

– У тебя есть два часа.

– Чтобы найти одежду и исчезнуть отсюда?

– Нет, чтобы придумать, что ты будешь говорить дознавателю.

– Все что угодно, но только не правду. – Я поморщился.

– Разумно… По крайней мере, мадам Маргарет сказала то же самое. Она тебя наняла как ювелира, чтобы оценить некоторые семейные реликвии, которые достались ей от мужа. Так она и просила тебе передать.

– Бред какой-то…

– Бред, – согласился Шарль, – но мы с Маргарет знакомы не первый год. Верю ее словам больше, чем дознавателю из Ордена, который неизвестно о чем думает. Так что ложись в койку и изображай паиньку. И не груби медсестре!

– Иначе?

– Поставлю тебе клизму. Литров на десять. Устроит?

– Пистолет хотя бы верни, злыдень!

– Не положено! – Он усмехнулся и вышел. Так же стремительно, как и появился. Только края халата разлетелись в разные стороны. Как белоснежные крылья.

Я откинулся на подушку и закрыл глаза. Сколько мы с ним знакомы? Лет двадцать, если не больше. Его зовут Шарль Вернер. Он, пожалуй, последний из знакомых мне легионеров в Новом мире. Конечно, если не считать Поля Нардина. Ну и Юрки Лившица, который пропал два года назад – и с тех пор ни слуху ни духу. Остальные приятели как-то исчезли с моего горизонта. Если не считать тех двоих, которых мы с Полем сами и закопали. Почему? Была причина. Парни сделали неправильный выбор, и одним погожим днем мы с ними пересеклись на очень узкой дорожке. Настолько узкой, что мирно разойтись не вышло. Старая история… Еще одна история, о которой я не люблю вспоминать.