- Дураки! Все вы дураки и идиоты! – слезы брызнули из глаз Виорики, но братья и сестра только продолжали хохотать, не в силах остановиться.

Виорика притопнула со злости ногой и вдруг выхватила книгу из рук Луминицы.

- Отдай, Виорика, отдай! – закричала Луминица, тоже вскакивая.

- Сейчас я швырну эту гадкую книгу в огонь! – закричала Виорика и подбежала к очагу. Она занесла книгу над слабо тлеющими углями, пугая сестру.

- Нет, Виорика, нет! Это батюшкина книга! Она очень ценная! – пронзительно закричала Луминица и бросилась к сестре.

Несколько прыжков и тщетных попыток вырвать книгу из рук более сильной Виорики. Виорика сопротивляется, отводит книгу подальше, пытаясь сохранить статус-кво, тяжелая книга неловко выскальзывает у нее из рук… и падает в очаг.

- Ах! - Луминица кидается к огню. Она хватает книгу с горящих углей и, несмотря на боль от ожогов, начинает сдувать пепел с обложки.

Но - о Боже! - шелковая ткань успела прогореть в нескольких местах, а в других местах она измазана пеплом. Ад и рай, небо и земля! Наверное, Иов, лишившийся всего своего состояния, не так рыдал над руинами, как рыдала Луминица, склонившись над израненной книгой и гладя ее обожженными руками. Братья и Виорика в ужасе застыли, понимая, что наказание за порчу такой дорогой вещи будет сверх меры строгим.

- Что ты натворила, Виорика? – стонала Луминица и билась над книгой, как птица над гнездом с задушенными птенцами.

Но Виорика и сама была в шоке от последствий своего поступка. В ее голове уже проносились мысли о том, чего ждать от родителей. Посекут розгами? Посадят в чулан? Лишат обеда на месяц? Нет, тут и этим не обойдется. Неизвестность наказания и его неотвратимость навалились на девочку каменной тяжестью саркофага, хороня под его крышкой последние жалкие крохи сообразительности.

И, как назло, в этот момент в зал вошел отец. Внимательный взгляд тут же упал на поруганную книгу, и брови отца помимо воли сошлись на переносице, а глаза начали наливаться яростью.

- Чья это проделка? – отец обвел суровым взглядом потупленные головы детей. Он еще сдерживался, но все понимали, что лавина гнева вот-вот должна была сорваться и накрыть виновника происшествия.

Плачущая Луминица глядела на превратившуюся в соляной столп Виорику. Губы сестры побелели и дрожали.

- Отец, это я! – ответ сам собой вырвался из уст Луминицы. - Я была небрежной, я чуть не погубила драгоценную книгу. Накажите меня.

Последняя слеза сорвалась с ее подбородка и упала на любимую книгу. Луминица оторвала от груди поруганное сокровище и положила на стол. Марку и Йонуц переглянулись, но промолчали: если Луминица хочет взять на себя вину, то это ее дело. Виорика тоже молчала, еще не веря в свое спасение.

Отец был очень сердит. И хоть Луминица и была его любимицей, наказание пало на ее преступную голову с неотвратимостью топора, который бесчувственно перерубает на тонкой шее жертвы нить пульсирующей жизни. После розог девочка просидела до ночи в чулане без еды. А потом на целый год Луминицу лишили подарков. Мать, злость которой не проходила еще очень долго, при каждом удобном случае припоминала Луминице ее грех и читала нотации о дочерней неблагодарности.

Ночь. Луминица лежит, закутавшись в шерстяное одеяло, и не может заснуть. Руки болят после материнских розог и от ожогов, смазанных доброй нянюшкой. Живот урчит от голода. Но душевная боль терзает ее сильнее физической. Боль разливается подобно ночному морю, боль бесконечна и глубока, она хранит в себе сонм чудовищ, которые силятся всплыть на поверхность, но беспомощно барахтаются и обреченно оседают в гибельных глубинах, покрывая глубокое дно своими беззащитно обнаженными костями.