Его лицо было бледным, а по руке и груди растекались алые пятна. Глубокая колотая рана зияла в области ребер ближе к левому боку. Кровь шла густыми струями, а его дыхание стало хриплым, словно воздух с трудом проходил через лёгкие.

— Помоги снять с него плащ, — попросила я Эрика, крутившегося рядом. Он перевернул Бо, стараясь не задеть рану, и мы освободили бородача от одежды.

Мне уже принесли чистые тряпки и небольшой нож. В караване первую помощь могли оказать почти все, но я действительно делала это аккуратнее других. Я прижала к ране тряпку, чтобы остановить кровь. Бо вздрогнул, но не издал ни звука, терпя боль, как и подобает настоящему сыну Севера.

Когда принесли воду, я осторожно промыла края раны, удаляя грязь и кровь. Эрик, забравшись в телегу, обработал рану крепким алкоголем, а мне велел приготовить нитки и иглу.

Швы получились грубыми, крупными, но, судя по довольному лицу Эрика, это было лучшее, что мы могли сделать в таких условиях. Я стянула края раны, и Бо в первый раз застонал от боли, не сдержавшись, но тут же умолк.

— Надо поднять его, перевязать, — сказала я Эрику. Тот послушно поднял раненого, пока я обматывала его грудь и плечо чистыми повязками.

— Прекрасно шьёшь, принцесса, — унизительно усмехнулся наблюдавший за нами раненый Касон.

— Тебя зашивать не буду, я злопамятный, знаешь ли, — прошипела я в ответ, гаденько улыбнувшись.

— Будешь, — коротко бросил Иво, услышав наш разговор. Он выглядел неожиданно серьёзным и постоянно осматривался. — Больше никаких глупостей, никакого воспитания. С сегодняшнего дня и до самого вулкана рядом не будет союзных кланов.

***

Под «воспитанием» он, как оказалось, имел в виду нечестное распределение работы и еды. После того дня мне действительно всегда доставалась похлёбка, и даже отхожую яму я копала не одна, хотя таких основательных лагерей у нас становилось всё меньше.

Атмосфера в караване изменилась полностью — шутки и разговоры пресекались, Иво требовал от всех полной сосредоточенности. Подзатыльники и даже более серьёзные удары всё ещё случались, стоило лишь нарушить дисциплину, но теперь доставалось всем, за исключением разве что Эрика и самого Иво.

Через несколько дней в повозке для больных оказалось уже пятеро тяжелораненых, хотя у многих других тоже имелись порезы и колотые раны разной тяжести.

— Я чувствую очень большую группу, — сказала я в какой-то момент на шестые сутки, проверяя раненых в повозке. — Эрик!

Из-за того, что я не могла говорить громко, мне часто приходилось повторять слова по несколько раз. Кричать я тоже не стала бы, поэтому, осознав, что Эрик меня не слышит, потянулась к ближайшему человеку из командования. Им оказался Иво.

— Очень большая группа, — прохрипела я. — Справа от нас, за холмом.

Я ощущала множество костров — больших и малых, будто там располагался постоянный лагерь или целое поселение с несколькими очагами и даже мастерскими.

— Эрик! — в отличие от меня, Иво не боялся повышать голос, и от его крика я едва не оглохла. Он крепко вцепился в моё запястье, сжав до боли, словно удерживал меня, будто я могла куда-то сбежать. — Остановите караван!

Один из его хольдов сразу рванул вперёд, посылая лошадь к началу каравана, чтобы передать приказ херсира. В этот момент к нам приблизился Эрик на своём жеребце.

— Дан, сколько их?

— Я не знаю! Всё смутно… — я чувствовала лишь тела у огней — множество неясных, тёмных, хаотично двигающихся силуэтов.

Иво недовольно скривился, явно собираясь высказать мне, насколько я бесполезна, но его перебил Эрик. Он работал со мной чаще и понимал, что мою силу нельзя воспринимать как нечто точное или легко объяснимое.