Сколько таких подзатыльников я уже получила? На голове давно должна была появиться постоянная шишка, но, как бы силён ни был удар, через десять минут я ничего не чувствовала — спасибо моей магии.

Иво всё так же наблюдал за происходящим, ничего не говоря, поощряя такое отношение своим молчанием. Именно он начал это, публично раздавая мне такие же подзатыльники и поручая самую грязную работу.

Кирка с каждым ударом отдавалась болезненной дрожью в руках, каждый замах требовал усилий. Пальцы, несмотря на грубые перчатки, начали неметь от холода. Пробивать промёрзшую землю оказалось не легче, чем ломать лёд. Осколки грязи разлетались во все стороны, пачкая одежду. Дыхание вырывалось облаками пара, тяжесть инструмента тянула плечи, а руки дрожали от усталости.

Огонь в лагере манил меня обратно, обещал согреть, исцелить, помочь... Он словно шептал о том, что остальные уже закончили свои дела и теперь сидят у костра с горячей едой. В животе заурчало.

Меня терзал голод, но больше всего я жаждала горячей похлёбки, которая согрела бы изнутри и хоть немного уняла дрожь. Я мечтала об этом первом глотке.

Поэтому, едва закончив, оставив лопату у ямы, чтобы те, кто придёт сюда, могли закопать своё «творение» — я поспешила назад. Руки после мытья в ледяной воде из бочки замёрзли ещё сильнее.

У костра действительно собралась большая толпа. Все весело болтали, кажется, позабыв обо мне. Некоторые уселись на поваленные бревна, оставленные другими караванами.

— Дан! — голос Дирка заставил меня остановиться. Он покачал головой, и я мысленно выругалась от отчаяния.

Опять!

— Слишком поздно, еда закончилась. Извини, приятель, мы совсем забыли про тебя.

Конечно, забыли. Эта работа всегда занимает больше всего времени и, вероятно, должна выполняться несколькими людьми. Даже если кто-то помнил обо мне, то не напомнил — я была изгоем в таких поездках, нормальное отношение получая только от «своих».

Касон, стоящий за спиной Дирка, довольно улыбался. Уж он-то точно не забыл обо мне.

Стараясь не поддаваться разочарованию, я напомнила себе, что благодаря магии, в отличии от остальных, я не заболею и не ослабну. Устало пройдя мимо костра, я опустилась на бревно рядом с Отто. Молча.

Ничего не хотелось, только спать. Но сперва нужно было дождаться распределения ночного дежурства.

Похлёбка в миске Отто всё ещё источала одуряющий аромат. Несколько кусочков мяса плавали на самом дне и мой желудок вновь громко заурчал.

— Хочешь? — тихо спросил меня друг, подавая глиняную миску. Он сделал это незаметно для остальных, занятых весёлыми разговорами.

Я кивнула, чувствуя к нему огромную благодарность, и шепнула:

— Спасибо.

Но в этот момент я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.

Желтоглазый херсир, сидя на другом конце лагеря, не сводил с меня и Отто напряжённого, нечитаемого взгляда. Увидев это, я показательно отсела так, чтобы между нами были другие и Иво не мог больше меня видеть.

***

Так и проходила дальнейшая поездка: мне неизменно доставалась самая унизительная и тяжелая работа. Правда, отхожие ямы копались всё реже — чем дальше мы удалялись от Блекхейвена, тем меньше становилось постоянных лагерей.

Еду иногда сохраняли для меня друзья, но их, как рабов, тоже загружали хозяйственными делами, так, что к похлёбке они доползали последними, а иногда её не хватало даже им.

Мы не жаловались. Сопровождающие караван понимали, что скоро мы, скорее всего, перестанем быть рабами и окажемся на их уровне, а то и выше. Поэтому они и отрывались на нас. А мы терпели, работали на свою свободу, пусть и ругались сквозь зубы на «свободных».