Полгода назад всё оборвалось. Андрей не вернулся из рейса – его грузовик нашли в кювете, а тело в морге. Сердце остановилось мгновенно, на месте, без шансов на спасение. Никто не звонил, не спрашивал, не приходил с соболезнованиями – он был человеком без прошлого, без семьи, без долгов, без наследников. Его машина ушла на аукцион, деньги быстро кончились, и через несколько недель Татьяна поняла, что снова стоит у пустого холодильника с тем же вопросом, как и всегда – что дальше?

Лена поднялась из—за стола, взяла с подоконника телефон и сунула в карман, не глядя на мать. В дверях задержалась на мгновение, будто собиралась что—то сказать, но передумала. Татьяна смотрела ей в спину, ощущая растущее беспокойство, но не проронила ни слова.

– Вернусь поздно, – бросила Лена, выходя за дверь, и её шаги быстро растворились в тишине подъезда.

Часами позже в дверь постучали резко, настойчиво, так, будто за порогом стоял человек, который не намерен был уходить. Глухие удары эхом прокатились по стенам, сотрясли воздух, заставили Татьяну вздрогнуть. Она с силой поставила стакан на стол, замерла, прислушиваясь. В этот час обычно никто не приходил.

Стук повторился, но теперь громче, требовательнее. В груди сжалось, неприятное предчувствие скользнуло под кожу, вплелось в мысли, не давая сосредоточиться. Она бросила взгляд на часы – почти полночь. Сердце застучало быстрее, ладони вдруг стали холодными.

Она поднялась резче, чем ожидала от себя, и пошла к двери, стараясь не думать о том, что может быть за ней. Громыхнул засов, ключ в замке слегка дрогнул в пальцах, и Татьяна открыла.

Лена стояла на пороге, пошатываясь. Её волосы были спутаны, щека рассечена, по подбородку тянулся тонкий запёкшийся шрам. Рубашка порвана на плече, грязные ладони сжимали складки ткани на животе, будто пытаясь спрятать что—то или удержать равновесие.

Татьяна не сразу нашла в себе голос, чтобы заговорить.

– Что случилось?

Лена не ответила. Она переступила порог, не поднимая глаз, и прошла мимо матери, будто её не существовало. Свет прихожей выхватил из темноты синяк на ключице, багровеющую полосу на запястье.

Татьяна захлопнула дверь, чувствуя, как в груди нарастает злость.

– Лена!

Но дочь остановилась только у зеркала. Она всмотрелась в своё отражение, моргнула, провела пальцами по губе, размазывая кровь. Тонкие тени легли под глазами, делая её лицо чужим, пустым.

– Ты молчишь? – голос матери стал резким, на грани крика. – Что ты натворила?

Лена медленно опустилась на стул, сцепила пальцы в замок, ссутулилась. В комнате повисла густая тишина, наполненная напряжением.

– Я влипла, мама, – наконец сказала она.

Голос прозвучал сухо, сдавленно, без эмоций. Татьяна не двинулась с места. Её пальцы сжались в кулак, ногти вонзились в ладонь, но она не заметила боли. Она смотрела на дочь, пытаясь понять, что скрывается за этими пустыми словами.

Лена не подняла глаз. Она сидела, будто силы покинули её, плечи ссутулились, дыхание стало ровным, почти поверхностным. Только дрожь в пальцах выдавала напряжение, которое она пыталась скрыть.

Татьяна подошла ближе, наклонилась, но не дотронулась.

– Где ты была?

Лена прикусила губу, глаза её метнулись в сторону, но ответа не последовало. Мать выпрямилась, глубоко вдохнула, развернулась к кухонному столу, налила в стакан воды, поставила перед дочерью.

– Пей.

Лена медленно подняла взгляд, и в её глазах блеснуло что—то похожее на благодарность, но она ничего не сказала. Взяла стакан обеими руками, сделала маленький глоток, скривилась.