Я искренне надеялась, что богатыри пройдут мимо. После разговора с Таней я понятия не имела, как вести себя с Лёшей. Да и по кривой физиономии моего сводного недобратца было заметно, что рад он меня видеть примерно так же, как и я его. И все же троица затормозила в аккурат возле нашего с Рябовой столика. Что ж, лучшая защита — это нападение!

— Доброе утро, Илюша! — ехидно процедила я, выбрав из трех зол наименьшее. — Как тебе спалось, черт рыжий? Ничего не ёкало? Не объяснишь, с какого перепугу ты заставил нас приехать в школу ни свет ни заря?

— Э-ге-ге, Скворцова! — с чего-то расхохотался Лучинин. — Я знал не больше вашего… Просто вы с Танькой у меня в телефонной книге первыми записаны.

— Ну надо же! — откинулась я на спинку стула, стараясь не смотреть ни на Митю, ни на Лёшу. — И с чего такая честь, Илюша?

— Лучше бы спросила, как это вы так записаны, — прыснув со смеху, Добрыня бесцеремонно отодвинул стул рядом со мной и сел, вальяжно закинув руки за голову. Следом за первым клоуном, к нам без спроса присоединились и два других.

— И как я у тебя записана? — исподлобья взглянув на старосту, подала голос Таня. Хрипловато-тихий, словно простуженный.

— Да никак, Рябова! — нарочито грубо, вместо друга, ответил Камышов и заржал на всю столовую. — Пустое место!

Щёки Тани моментально стали пунцовыми, а сама девчонка вся сжалась, словно Леший не словами, а кулаками прошелся по ее душе.

— Мы вас, вообще-то, не звали! — взъерепенилась я, пока Рябова прикидывалась овечкой. — Столов мало, что ли? А ну, валите!

— Варь, ну ты чего? Шуток не понимаешь? — вмиг перестав смеяться, повернулся ко мне Леший. — А я, вообще-то, скучал…

Глупая, стопудово фальшивая фраза, но произнесенная Лёшкой, она мгновенно выбила почву у меня из-под ног.

— Что? — растерянно переспросила и впервые за утро позволила себе, не таясь, взглянуть на Камышова. Правда, тут же обо всем забыла.

— Что с твоим лицом, Лёш? — прикрыв ладонью рот, ахнула. И как я сразу не заметила зеленовато-бордовых разводов у него под глазом и ссадины на щеке?

— Кхе! — хмыкнул не к месту Добрынин и со скучающим видом отвернулся.

— Да так, не бери в голову, Варюш! — обворожительно улыбнулся Леший. — Бандитская пуля!

— Ночью с сервантом поцеловался? — съязвила Таня.

— Сервантом? — с издевкой в голосе произнес Добрыня, продолжая делать вид, что ему все по барабану. — Прости, Рябова! Я все время забываю, что ты живешь с бабкой в прошлом столетии.

— Митя, заткнись! — с размаху заехала локтем по тушке Добрынина, но парень даже не шевельнулся.

— Э! Брейк! — заголосил Леший и, навалившись на стол, попытался перехватить мои ладони в свои. — Не злись, Варюш! Тебе не идет! А это, — он обвел указательным пальцем побитое лицо. — Это я так домой возвращался, после того как посадил тебя в такси. Прикинь, трое на одного — еле отбился! А знаешь, что мне помогло уложить тех уродов на лопатки?

Я покачала головой.

— Ты! — не раздумывая ответил Леший. — Точнее, тот наш поцелуй у шлагбаума…

— Поцелуй? — прошептала, едва размыкая вмиг пересохшие губы. Я хотела сказать, что Камышов что-то перепутал, возможно, ударился головой, ибо я с ним никогда не целовалась, но всё вокруг завертелось слишком быстро…

Сначала из рук Рябовой выскользнул стакан, полный чая. Потом Лучинин, схватив со стола салфетки, подскочил как ужаленный и принялся смахивать цейлонский без сахара со своей белоснежной сорочки. А в довершение всего и Митя прохрипел что-то неразборчиво, но явно грубо.

— Ты прости, Варюш, что не позвонил, как обещал! — не замечая апокалипсиса вокруг, Леший чуть сильнее сжал мою руку. — Только-только оклемался. И сразу к тебе!