Джонни старался не вспоминать всех ошибок, которые он успел совершить за проведенные без Кейт четыре года, а таких ошибок накопилось страшно подумать сколько. Вместо этого Джонни молился – в Бога он перестал верить в день смерти жены и снова поверил, когда исчезла дочь.

Он просидел в комнате ожидания несколько часов, наблюдая, как приходят и уходят люди. Сам он еще никому не звонил – хотел дождаться, когда ему сообщат о состоянии Талли. Хватит с их семьи трагических звонков. Бад с Марджи теперь жили в Аризоне, и Джонни не хотел, чтобы Марджи сломя голову неслась в аэропорт без особой надобности. Лучше бы, конечно, позвонить матери Талли, но он понятия не имел, где ее искать.

И Мара. Однако Джонни сомневался, что та вообще возьмет трубку, если увидит, от кого звонок.

– Мистер Райан?

Джонни резко поднял голову, к нему направлялся нейрохирург. Джонни хотел вскочить навстречу врачу, но его сковала слабость. Хирург дотронулся до его плеча и повторил:

– Мистер Райан?

Джонни с трудом поднялся:

– Как она, доктор Беван?

– Операцию перенесла нормально. Пойдемте со мной.

Джонни прошел следом за врачом в маленькую комнату без окон. Посреди пустого стола лишь коробка с салфетками.

Он сел.

Доктор Беван расположился напротив.

– В настоящий момент нас сильнее всего тревожит отек головного мозга. У нее обширная травма головы. Чтобы устранить отек, мы провели шунтирование, но результат не гарантирован. Мы понизили пациентке температуру тела и ввели в медикаментозную кому – так мы сбили внутричерепное давление. Но состояние все равно критическое. Сейчас она подключена к аппарату искусственного жизнеобеспечения.

– Можно мне к ней? – спросил Джонни.

Врач кивнул:

– Разумеется. Пойдемте.

Они прошли по коридору, вошли в лифт и поднялись наверх, в реанимацию. В У-образном коридоре вокруг пункта дежурной располагались двенадцать палат со стеклянными дверями. Доктор Беван провел Джонни в одну из них.

Волосы Талли сбрили, в голове просверлили отверстие. Чтобы ослабить давление на мозг, поставили катетер и дренаж. Из ее тела вообще торчало множество трубок – для дыхания, для приема пищи, да еще и в голове трубка. На экране над кроватью светились показатели внутричерепного давления и пульса. На левую руку Талли наложили гипс. Иссиня-бледные пальцы словно излучали холод.

– Чем обернется травма мозга, предсказать невозможно, – сказал доктор Беван, – масштаб травмы нам на этот момент неизвестен. Надеемся, что в течение суток ситуация прояснится. Мне бы хотелось обнадежить вас, но мы пока бродим в потемках.

Джонни знал о травмах мозга не понаслышке. Работая военным репортером в Ираке, он и сам заработал себе такую же. Чтобы прийти в себя, ему понадобилось несколько месяцев, но взрыва он до сих пор так и не вспомнил.

– А когда она придет в себя, то полностью восстановится?

– Придет ли она в себя, сказать тяжело. Мозг у нее действует, но как, непонятно, потому что сейчас мы поддерживаем ее медикаментозно. Зрачки реагируют на раздражитель, и это хороший признак. Кома даст ее организму время. Однако если кровотечение продолжится или отек увеличится… – Он умолк.

Что тогда будет, Джонни и так знал. Шипенье аппарата напоминало ему, что дышит Талли не сама. Какофония писков, жужжания и шипенья словно взяла на себя функцию Бога.

– Что с ней случилось? – спросил наконец Джонни.

– Насколько мне известно, автомобильная авария, но подробностей у меня нет. – Доктор Беван повернулся к Джонни: – Она верующая?

– Не сказал бы.

– Очень жаль. В такие моменты вера приносит немалое утешение.