«Бешенством заражать тебя уже поздновато», — уныло подумала я. Вот поэтому обычно мы чужое мясо и не брали. Признаваться в том, что я вообще не видела этой раны, было ни в коем случае нельзя. В другой ситуации я бы разоралась, что они сами подрали его после того, как купили, и пусть доказывают, что это не так. Но утром я действительно не проверила тушки снизу.

— Не собиралась я вас травить! — театрально приложила руки к груди и попыталась натянуть на лицо очень обиженное выражение. — Какие же это слюни? Кто его грыз? Никто его не грыз! Вилами задели случайно! Вот и пришлось зарубить, чтоб не мучился! Вон в полосках земля видна, с зубьев попала. Вы бы помыли и радовались, что так дешево взяли, а не придумывали.

Последнее предложение я сказала зря. Баба шумно набрала в грудь воздух и приготовилась давать отпор, но тут хозяин прокашлялся, махнул на нас рукой и молча ушел в дом. Видимо, понадеялся, что обвинения обойдут его стороной, пока баба тратила их исключительно на меня. Без зрителей запал у жены Эба резко поубавился, она подошла к тушке, прищурилась и брезгливо осмотрела ее. Старательно делала вид, что минуту назад так и собиралась поступить, а вовсе не закатывать очередную драму.

— Все равно не возьму.

Эх, не быть мне хозяйкой мясной лавки.

Я кое-как выпроводила бабу, а в процессе еще минимум дважды поклялась, что не собиралась травить лично ее, да и никого другого тоже, и заперла дверь. Хватит на сегодня покупателей. Через десять минут жена Эба вернулась, потопталась под дверью, побубнила, но так никого и не дождалась. Видимо, по дороге домой вспомнила новое оскорбление, которое никак не могла оставить при себе.

Наконец-то наступила тишина.

Мы с кошкой как раз допивали чай, когда из дома через лавку прошмыгнул Арни, который явно намеревался побыстрее скрыться, но не ожидал подвоха в виде замка на двери. Повозился с запором, пока мы обе делали вид, что не замечаем его присутствия, и сбежал.

Обнимая чашку ладонями, я выглянула в окно. Дождик, который моросил с самого утра, прошел, по земле клубился не слишком густой туман. На дороге Арни не появился, пришлось присмотреться, чтобы заметить, как он крался вдоль соседнего дома.

Куда это тебя понесло, балбес? Так у меня скоро слежка в дурную привычку войдет.

Я поставила чашку, схватила шаль и поспешила следом.

7. Глава 7

В разведку с Арни я бы не пошла, шпион из него получился бы дерьмовый, это еще если вежливо выражаться. Своей странной конспирацией, которая состояла только в том, что его, как пьяного, то и дело прижимало к стенам, он привлекал даже больше внимания, чем если бы просто слонялся, как обычно. На самом деле ему жутко повезло, что он не натолкнулся на какую-нибудь сердобольную дамочку, которая кинулась бы выяснять, что не так с ребенком, кто его обидел и куда помочь дойти. Такая не отстанет, пока не передаст дитятко прямо в руки папочке. У меня и самой руки чесались поймать мальчишку и проверить, не нахлебался ли он сдуру остатков отцовского пива, от которого его на подвиги и понесло.

В городе было мрачно и уныло. Начинало темнеть, улицы пустели, жители разбредались по домам и питейным заведениям, молчали напуганные с ночи собаки, пахло болотом и подгоревшим у кого-то ужином.

Мое внимание Арни привлек вовсе не своим побегом: я ему пока не мамочка, чтобы ловить и возвращать на место. Нет, меня заинтересовало то, как забавно Арни прижимал левый локоть к боку, где под одеждой был спрятан небольшой предмет. Сам по себе тот даже не выпирал, можно было бы и не заметить, но бедный Арни слишком сильно перекосился, стараясь его скрыть. Я очень сомневалась, что несносный мальчишка взял вещь с дозволения отца, и заранее знала, чем закончится эта выходка. Как только мясник обнаружит пропажу и прижмет сынка к стенке, тот начнет юлить и обвинять меня, больше-то в доме — никого, а мне на сегодня скандалов хватило. В моменты, когда Арни начинал публично выкручиваться, я пыталась понять по лицу мясника, верит он сыну или остальным. Или мне. Так и не удалось разобраться. Лицо Беона при этом выдавало слишком мало эмоций, несмотря на то что в другие моменты он обладал довольно живой мимикой. И меня посещало неприятное ощущение того, что находишься в нескольких мгновениях от несправедливо влепленного клейма и ничего не можешь с этим поделать. Беспомощность я ненавидела больше всего. Особенно — свою собственную.