— А куда Воимир каждый травень пропадает? — громок спросила Леся.

— Тише, ты! Чего разгорланилась?! — громко зашикала на нее Агнеша. — Вдруг услышит еще.

Леона удивленно на нее покосилась — ну услышит, и чего тут…

— Не знаю, — хмуро ответила Витана, выглянув из-за печи. — И выспрашивать у него не советую. Не любит он этого.

Чернобровая красавица вновь скрылась за печью и оттуда донесся ее окрик:

— Давайте помогайте шустрее, пора уж стол накрывать.

Так и не окончив беседы, девицы поднялись с лавок и засуетились в печном углу, доготавливая кушанья.

Совсем скоро подошли парни — помогать нести в общинную избу тяжелые горшки с харчами. Девушки взялись за что полегче. Словцен поднялся по крылечку последний, когда, казалось, уже все разобрали, и в избе никого и ничего не осталось. Он уже собирался уходить, оценив пустой стол, но тут из-за печи выглянула Зоря. Увидав парня, она улыбнулась и приглашающе махнула рукой.

— Айда сюда, — позвала она, снова скрывшись за печью и вытаскивая из нее противень с золотобокими пирожками.

Парень зашел в горницу, но в бабий кут соваться побоялся — Верхуслава увидит, живо уши надерет. Не пускала она в стряпушную мужиков.

Словцен глянул издалека, не заходя за печь — Заряна, скрывая улыбку, поддевала пирожки лопаткой и, будто не боясь обжечься, быстро перекладывала их в две широкие миски.

Когда Зоря передавала одну из них Словцену, пальцы их коротко соприкоснулись, и девушка опустила глаза долу, пряча заплясавшие в них смешинки. И не ясно было от чего в тот миг алели ее щеки — распалил ли их печной жар или нечто иное…

Гостомысл сегодня вновь не пришел к обеду.

[1] Шесток – площадка перед устьем печи, куда ставится посуда которая загоняется в горнило или вынимается из него.

[2] Кут – угол, зауго́лок, место в доме.

5. Глава 2.2

Когда уходит за горизонт колыбель Великих Богов, когда очищающий свет в последний раз ласково проводит по земле мягкими лучами — защита Пресветлых ослабевает и на мир опускается мгла.

Ночь — пора нечисти. Некого бояться в царствующей на земле тьме навьим тварям. Не страшась, они разгуливают по дорогам, заглядывают в окна нечестивцев, скребутся у порогов, напоминая о содеянных прегрешениях. Манящими огоньками горят для них души отступников, поправших божьи законы. Злодеяния людские — что дверь для нечисти. Худые помыслы и те приоткрывают душу для недоброго. Войдет зло, просочится, суля сладкими обещаниями и совсем завладеет душой, покроется скверной нутро отступника. И горе тому, кто неся в себе след пороков, выйдет в это время из дому. Утянет навь порочную душу — не вернутся назад.

Ночь — пора потаенных мыслей, скрытых глубоко в душе там, куда при свете дня человек старается не глядеть. Но когда опускается на землю темный покров ночи, когда затихает все вокруг — собственные мысли становятся громче бубна. Всплывают в голове горькие воспоминания. Вылезает наружу чувство вины, затапливает сердце сожаление. Чаячьим криком надрывается душа от беспомощности, от невозможности повернуть время вспять, исправить, избежать, поступить иначе…

Давно уже распростёрла ночь свое крыло над подворьем. Давно разошлись по своим кроватям его жители и мирно смотрели сны. Одна Леона до сих пор не смежила веки.

Она сидела у окна, опустив голову на сложенные на подоконнике руки, и глядела на растущий месяц, тонким серпом повисший в небесах.

Который день уж овладевали девушкой тревожные мысли. Не давали ей покоя слова Гостомысла. Для чего так стремится она открыть портал?.. Чего ждет от матери?.. А что может сама?.. Учиться… Не было согласия в ее душе, когда приходил в голову этот ответ. Будто о другом говорил учитель, а она пропустила, не смогла уразуметь истинного смысла его слов.