В остальном, крылатый конь стал лучшим подарком, который она могла получить, не смея даже мечтать о подобном.

Такие полеты стали естественной потребностью. Теперь Морвен не представляла, как проведет день, если они с Мидхаром не коснутся небес. Отец, конечно, возражал и пробовал запретить брать крылатого коня, но девушка пробиралась на конюшню и выводила его тайком, оставляя по монетке слугам, которые присматривали за лошадьми ночью.

Вид существа, несущегося через долину, сперва напугал жителей. Они решили, что новая напасть явилась угрожать им, но вскоре выяснилось, что у наследницы Блэрхайда появился крылатый конь. Кто-то воспринял новость равнодушно, кто-то удивился, но нашлись и те, кто начали распространять злые слухи.

Мол, отчего у него или соседа лошади гибли или превращались в уродливых существ, когда как Морвен достался крылатый конь, будто из легенд? Не связано ли это с самим замком?

Сплетни ширились. Люди, напуганные, уставшие жить в постоянном ожидании погибели, начали вновь размышлять о том, откуда явился Безымянный Мор и с чем это связано, ведь Тэлфрин никому, кроме дочери, не рассказывал о минувших событиях.

Еще не звучали недовольные возгласы на площадях, но тихонько, между собой в домашнем кругу, жители долины позволяли себе обсуждать таинственное исчезновение Сигрун, хотя это случилось очень давно. Так как власть Мора не ослабевала, а ширилась, рос и страх перед ним.

Люди искали причину его возникновения и подозрительно косились в сторону возвышавшегося Блэрхайда, чья каменная громада постоянно оказывалась и на виду, не давая забыть о себе. Многие вспоминали, что Безымянный Мор принялся свирепствовать аккурат после появления на свет Морвен и исчезновения ее тетки.

Слухи дошли и до Тэлфрина.

Это напомнило ему о необходимости поспешного заключения брачного договора для его дочери.

Заросший лес полнился звуками ночи, ветер шелестел листвой, скрипели еловые стволы. Ночь привлекала хищников еще больше, чем днем, когда они чувствовали себя сильнее.

Приземистый косматый зверь перепрыгивал через поваленные деревья, шумно нюхал воздух, капая слюной на землю. Он испытывал голод: ему не хватило двух тощих пойманных зайцев, они лишь раззадорили аппетит.

Ветер доносил человеческий запах из долины, где можно было как следует поживиться. Добывать пищу там не составляло особого труда, но люди могли оказывать сопротивление и отбиваться при помощи огня, который зверь ненавидел.

Добыча пряталась и этим вызывала глухую ярость. Зверь обнюхивал лежавшие стволы и вслушивался в ночь, стараясь не отвлекаться на мешающие ему посторонние звуки.

Внезапно он насторожился и припал к земле. Дыхание его участилось, а пасть приоткрылась, обнажая клыки.

По освещенной лунным светом чаще бежала белая лисица. Он видел мелькание ее светлой шерсти, которую так хорошо выдавала полная луна.

Утробно рыча, он подобрался поближе к пролеску, чтобы засесть в высокой траве, и только там затих, не отрывая глаз от беспечной добычи. Лисица словно ни о чем не подозревала и не пыталась скрыться в темноте. Зверь поспешил следом, крался на полусогнутых лапах, готовясь к прыжку.

Мелькнул белый пушистый хвост, и лисица обернулась на мгновение, чтобы снова пуститься бежать.

Зверь оскалил клыки и прыгнул вперед с оглушительным воем, чтобы рвать, крушить, пожирать. Он грузно приземлился рядом с жертвой, нависая над ней. Лисица не бросилась наутек и даже не попыталась ощетиниться, когда смрадное дыхание окатило ее удушливой волной. Она подняла морду, сверкнули два ее глаза, будто зеленые осколки, и лисица заговорила совсем как те люди, что живут в долине.