Под защитой монастыря принцессе ничего не угрожало. Ничего не угрожало и брачному союзу между двумя королевствами. И сейчас, когда миледи уже исполнилось восемнадцать и брак стал законным, мы можем отправляться в путь.

Можем, но совершенно не хотим этого. Я — потому что не желаю вновь окунаться в придворную жизнь, принцесса — боясь супружеской жизни. В этом страхе я поддерживала её целиком и полностью, молясь, что меня не выдадут замуж при первой возможности.

В карете мы молчали. Гувернантка, присланная к нам вместе с остальным сопровождением, была отстранённой и на вид чопорной, но судить о женщине так сразу мне не позволяла совесть. Однако же интересной беседы с ней нам точно ждать не стоило, хотя и не хотелось. Сейчас единственным моим желанием было оказаться снова дома — в объятиях матушки и отца, чтобы наверняка повзрослевший за эти годы брат выкрикивал что-то насмешливое, обзывая меня плаксой и нюней, а родителей журя за неподобающую их статусу нежность.

Дом… Я и предположить не могу, как там сейчас. Чисто ли в конюшне, исправно ли кормят Кота, не увяли ли матушкины розы... Так грустно не знать о вещах, которые на первый взгляд кажутся обыденными, а на деле составляют всю картину родных воспоминаний.

В носу засвербело, но я только сильнее выпрямила спину, которая от неудобного сидения уже начинала побаливать. Что же, поболит и перестанет, это не стоит того, чтобы, нарушая правила приличия, растянуться со всеми удобствами.

Ажурная штора на окне трепетала, и мне на глаза то и дела попадались виды Дарайских пейзажей. Если на секунду забыть о происходящем, можно даже представить, что мы едем по родной Абарии…

Оба этих королевства входят в Союз и находятся на небольшом материке Миронии, с умеренным климатом, красивой природой и бескрайними океанами вокруг. Впрочем, море мне видеть не доводилось и вряд ли когда-нибудь доведётся, ведь фрейлины не покидают дворец, даже когда выходят замуж. Грустно, но моей фантазии хватит на то, чтобы представить себе бесконечные морские дали.

И всё же, каким бы красивым ни был наш материк, и на него выпала своя доля несчастий… Незадолго до того, как нас с её высочеством отправили в пансионат, Союз начал военные действия. Тогда ещё незаметные, точнее — неочевидные, но все в Союзе осознавали — ничего как раньше уже не будет.

Власть, узурпированная сумасшедшим магом, возомнившим себя самим Богом — шутка ли? И ведь его поддержали… Не народ, нет, — правители. Я не могу судить их решения, тем более что в то время я была ещё слишком юна, но до сих пор помню обречённость отца, его злость, неверие. Он прекрасно понимал, к чему всё может привести. И ведь привело — магический фон в нашей местности до сих пор не стабилен, хотя прошло уже несколько лет, а в Лехве — центре всего происходящего безумия, до сих пор существуют немагические зоны.

Впрочем, для жителей Союза некоторая нестабильность магии не была столь большой трагедией — магов у нас немного, а те, что имелись, в большинстве своём мигрировали в Державы — Доннию или Прозию.

Не знаю, что бы было со всеми нами — со всем миром, если бы Империя не объединилась с Прозией, создав сильный, нерушимый союз. Державы спасли всех нас, подавили восстание и ныне держат наше правительство под своим неустанным контролем. Возможно, они — настоящая власть, но я не могу утверждать наверняка, всё же ситуация проходила мимо меня. Лишь статьи редко поступающих газет и намеки в письмах родителей были моими источниками информации.

Письма… В пансионате с этим было сложно. Отец старался держать меня в курсе всего, но он знал — наша корреспонденция просматривается и проверяется. Наше с принцессой местонахождение было известно лишь королям, так и должно было оставаться, потому письма наши бессовестно читались.