Для себя, черт возьми! Для себя!

Стараюсь не смотреть в зеркало, чтобы не видеть себя разбитой. Благо оно запотело, и отражает лишь очертания. Укутавшись в халат, бреду в небольшую спальню.

Падаю на кровать, не расстилая ее.

Не сплю. Разучилась. Смотрю в потолок.

Не плачу. Высохла и опустошена.

Не чувствую. Погибла.

Думаю. Слава богу, хоть мозг еще шевелится, пока все остальное разлагается.

Размышляю о будущем. Надо как-то существовать дальше. Не жить, нет. Я могла бы попробовать воскреснуть после развода. У меня бы получилось, уверена. Но потеря любимого дела меня добила. Расколола пополам. Одна часть сдохла окончательно, а вторая барахтается из последних сил, пытаясь взбить из молока масло, как лягушка в притче.

«Матвей, я согласна. Буду пробовать начать все с нуля», — отправляю короткую эсэмэску.

Ноль. Это все, что я имею на сегодня. Хуже ситуацию сложно представить. Падение после взлета. Об асфальт. Вдребезги.

«Понял. Соберу ребят. Есть несколько предложений. Выслушаете?»

«Я всегда открыта для конструктивного диалога».

Особенно сейчас…

Выплыву. Обязана.

Вопреки. Назло. И еще… из мести.

5. Глава 5

Константин

— Папуля плоснется и налугает нас, — слабый шепот напоминает шум волн.

Прохладные брызги касаются ног, капли ложатся на ногти и стекают по ступням. Видимо, шторм усиливается — и вода добивает выше. К рукам. По тыльной стороне ладони пробегает ветерок. Пальцы покалывает, словно после онемения.

Немного щекотно. Слегка похоже на массаж. Но за четыре года я четко уяснил две истины: тишина — признак беды, а первое впечатление всегда обманчиво.

Нехотя разлепив веки, некоторое время неподвижно лежу, уставившись в потолок. Пытаюсь по солнечным зайчикам определить, который час, а по собственным ощущениям — что со мной делают.

— Наругает. Зато опоздает и не уедет в свою идиотическую ферму, — второй голос звучит вкрадчиво, заговорщически. А ладошки поглаживают и похлопывают предплечье, будто гипс мне накладывают.

Не помню, чтобы я руки ломал. Впрочем, вся неделя выдалась такой насыщенной и тяжелой, что пронеслась как в тумане, вытянув из меня последние соки. Еще дочки капризами добили: требовали маму. Понимаю, что им ее не хватает. Рано или поздно они должны были задать этот вопрос. Но я пока не придумал, какую сказку сочинить для них. Ведь как объяснить, что их мать — обыкновенная дрянь?

— Юридическую фирму, — поправляю машинально. Осторожно разминаю затекшую шею, приподнимаю голову с подушки, дергаю рукой, шевелю ступнями и пытаюсь на ощупь определить, что там копошится у меня в ногах.

— Папу-улька, плосну-улся? — нараспев тянет Маша откуда-то снизу. С нотками волнения.

— Доброе утро, — виновато произносит Ксюша совсем рядом, где-то под боком.

Улыбка, не спрашивая разрешения, сама растекается по лицу. Но через секунду я вздрагиваю.

— О-ой, — два тонких вскрика сливаются в один протяжный писк. По ногам разливается что-то вязкое и липкое.

Пытаюсь привстать на локтях, пока под ногами чавкает болото. Балансируя на матрасе, оглядываюсь спросонья, спотыкаюсь о растерянные, но хитрющие взгляды дочек — и постигаю дзен.

Если бы я паниковал и злился каждый раз, когда они что-нибудь натворят, то давно бы или получил разрыв сердца, или обзавелся нервным тиком.

— Замрите, — спокойно, но строго произношу, когда малышки испуганно соскакивают с матраса и шлепают босыми ножками по паркету.

Топот резко обрывается. Значит, послушались, а мне можно перевести дыхание. И оценить масштаб утренней катастрофы.

Прежде всего, ищу телефон и, обнаружив его под подушкой, провожу грязным пальцем по дисплею. Оставляю фиолетовый след. Судя по консистенции, это пятно от масляных гипоаллергенных красок.