— Лена, какой он всё-таки красавчик.
Я покрутила пальцем у виска. Да, при ближайшем рассмотрении нашему директору явно не больше тридцати шести. Но двадцать лет разницы…
— Ты Ренату нравишься, — сказала подруге, чтобы переключить на более подходящую кандидатуру.
— Так и он мне, мы договорились вечером перед отбоем вдвоём погулять, — сообщила Катя. — Но Серёженька это другое. Это несбыточная мечта. Маленькая ты ещё, не понимаешь.
Не стала ничего отвечать, хотя Катя старше меня всего на год, а маленькой в смысле роста, я, к сожалению, так и останусь. В мамину с бабушкой породу пошла. Пошла бы в папу-сибиряка, не смотрели бы тогда Катя со Светой на меня сверху вниз. Разумеется, в прямом смысле. Так-то девчонки ко мне хорошо относятся.
Когда сбежали с асфальта на просёлочную дорогу, стало не до разговоров. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не навернуться.
Сторожа я заметила, когда почти до него добежали. Дядя Витя возвращался из степи с плетёной корзиной, полной травы. Матрос бегал с ним. Пёс то отбегал и лапами ловил в траве кузнечика или бабочку, то возвращался. Сторож остановился, пропуская наш отряд. У меня мелькнула одна мысль.
— Сейчас вернусь, — сказала Кате и свернула, побежав к сторожу.
— Что-то случилось, Ленок? — спросил он меня.
— Дядя Витя, вы ночью в лагере корпуса не обходите? — спросила его. Мне почему-то казалось, очень важным узнать, кто пытался пробраться к нам перед рассветом.
— Не, Ленок, мы с Матросом, как только ворота на ночь закроем, внутрь ни ногой, ни лапой. Снаружи караулим. Ты, девонька, по ночам тоже не того, не шастай, — сказал сторож и достал пачку «Беломорканала». Почему-то его взволновал мой вопрос. Папа тоже, когда волнуется или нервничает, всегда курит больше, чем обычно. Подул ветерок, донося до меня запах полыни из дяди Витиной корзины. Полынь? Я-то думала, когда корзинку увидела, сторож в своём сарайчике кур держит или кроликов, но они явно полынь не едят. Кивнув головой, побежала догонять своих. Матрос присоединился ко мне. Догнали быстро, Елена Семёновна так и бежала, не спеша, наверное, чтобы мы с непривычки не выдохлись, не пробежав и одного круга.
— Чего тебе от этого уголовника понадобилось? — неодобрительно спросила Катя.
Точно! А я-то думаю, почему сторож показался смутно знакомым. У него ведь все повадки сидельца. Даже бычок держит так же, как мой сосед по подъезду, отсидевший три года. У нас в районе, да и в городе, таких немало. Тех, что постарше, да не одну ходку сделал на зону, у нас каждый ребёнок распознает. Вот с дядей Витей осечка вышла, наверное эффект неожиданности.
— Кать, если бы он по серьёзной статье сидел, к детям не взяли бы, — ответила я.
— Ага, конечно. Это нам тут отдых, а сторожем работать: дыра, дырой. Море желающих, — скептически произнесла Катя.
Она даже остановилась. Мы с Матросом тоже.
— Да, ладно тебе, Кать, нормальный дядька. Я спрашивала, не он ли ночью корпуса проверял, — сказала я.
Мне дядя Витя почему-то внушал доверие. Сидельцы, они ведь тоже разные.
— И? — уточнила Катя.
— Говорит, они с Матросом ночью только снаружи территории дежурят. Правда, Матроска?
Я погладила довольного пса. Надо же, собаки тоже умеют улыбаться. Вот Матрос сейчас точно улыбался, демонстрируя розовый язык и острые белые клыки.
— Девчонки, чего застряли? — спросил Артём, заметивший наше отсутствие и прибежавший за нами. — Хорош отдыхать, поднажми!
Мы поднажали, но догнали наших только у дальних ворот. Вместе с остальными пробежали мимо пляжа, огороженного сеткой, вдоль ограждающего территорию забора из такой же сетки. С этой стороны памятник оказалось видно лучше, его не загораживали тополя. Завернув за угол, пробежали ещё немного, обогнули остановку и оказались перед центральными воротами.