— Тили-тили, трали-вали, чтоб вам руки оторвали, — пробормотала Катя, натягивая спортивные штаны.

— Зато бодрит, — сказала Галка, и, противореча себе, сладко зевнула.

Давно заметила, если рядом кто-то начинает зевать, это передаётся остальным. Вскоре мы потягивались и зевали всей палатой. Так здесь назывались помещения в корпусах. Совсем, как в больнице.

Мы подхватили полотенца, зубные щётки и потопали дружно к умывальнику. Там отмывались от пасты девчонки из старшего отряда. У одной из них было измазано не только лицо, но и волосы.

— Тань, вот здесь ещё, дай ототру, — сказала её подружка.

Ну, понятно, Чижик отыгрался на сдавшей их местонахождение воспитательнице девчонке. Хотя, если честно, я стукачей тоже не люблю. В моём классе своих никогда не сдавали, ведь, говоря словами Дубинина, это было «западло». Интересно, каким будет сборный девятый? Больше одного класса вряд ли наберётся. Три восьмых чуть ли не полными составами отправились в техникумы и ПТУ.

Раздумывая, я машинально чистила зубы и умывалась, слегка поёживаясь от утренней прохлады.

— Лен, не спи, замёрзнешь, — сказала Катя, ткнув меня в бок.

Около корпуса нас ждала возмутительно бодрая Елена Семёновна в красивом спортивном костюме бирюзового цвета.

— С добрым утром, сони! — приветствовала она нас. — Я договорилась с директором, мы с вами вместо зарядки пробежимся разок-другой вокруг лагеря. Быстро одевайтесь, пойду парней собирать.

Когда мы, надев кеды и олимпийки вышли, парни уже стояли перед корпусом в полном составе. Их тоже ночью не намазали, кроме того, Юра с Ренатом даже выскакивали, пытаясь поймать вредителей, но не догнали.

— Шустрые гаврики, — сказал Юра.

— По двое стройся, за мной бегом марш! — скомандовала Елена Семёновна и, побежала трусцой, огибая площадку для зарядки, к которой уже подходили средние отряды. Нам дружно замахали руками. Мы помахали в ответ. Когда дети к тебе привязываются с первых встреч — приятно.

Около Пионерской догнали старший отряд, плетущийся дежурить в столовую.

— Посторонись! — бодро крикнула им Елена Семёновна.

Мы с Катей бежали последними. Чижик обернулся на нас, толкнул друга:

— Смотри, Хан, они, в натуре, спортсменки.

Пацаны громко заржали.

— Что ты ржёшь, мой конь ретивый? — не удержавшись, съязвила Катя.

— Тебя, кобыла, увидав, — не остался в долгу Чижик.

— Смех без причины — признак дурачины, — отрезала Катя.

Её слово оказалось последним, мы обогнали лагерных хулиганов. Наверняка, они что-то выдали вслед, но было уже не слышно.

Створки ворот оказались распахнуты, наверное, специально для нас. На крыльце своего домика стоял директор лагеря. Одет Сергей Сергеевич был в спортивное трико и футболку, но в пилотке и с красным галстуком. Спит он в них что ли?

— Физкульт привет! — приветствовал он нас. — Молодцы, комсомольцы!

— Служим Советскому Союзу! — отозвался по-армейски кто-то из наших мальчишек.

Но директор воспринял ответ не как шутку, на его лице отразилось удовлетворение. Он смотрел на нас так, как смотрят на того, на кого возлагают большие надежды. Так смотрела на меня завуч, отправляя на олимпиаду по математике: «Белкина, мы верим, что ты будешь первой». Так смотрели на меня наш комсорг Игорь и пионервожатая Аллочка: «Лена, никто лучше тебя не подготовит третий класс к вступлению в пионеры». Хотя, может, у меня фантазия разыгралась. Но, как бы то ни было, относится директор к нашему отряду хорошо.

Катя, как и я, смотрела на Сергея Сергеевича, вот только мысли её текли в другом направлении. Когда выбежали из ворот, она сказала: