.

Историк биологии, разумеется, справедливо отмечал внимание ученых к идеям Аристотеля. Но восприятие аристотелевской мысли в биологической науке оказалось вопросом не столь простым. Констатация мало что раскрывает. Чтобы пролить свет на вопрос о влиянии Аристотеля, следует развести простое восприятие учеными его биологических идей и восприятие этих же идей в контексте его философских взглядов. Однако философы науки не уделили должного внимания влиянию аристотелевских идей на становление биологической науки Нового времени. Только отчасти этот вопрос был отмечен П. П. Гайденко, которая писала: «…В биологии сохраняет свои позиции аристотелевская научная программа. Аристотелевские понятия формы и энтелехии, его учение о целевой причине остались инструментами в биологических науках на протяжении XVII–XVIII вв., несмотря на победу механицизма в физике. Против традиционного аристотелевского подхода в биологии наиболее решительно выступили картезианцы, стремившиеся объяснить сущность живого по аналогии с механизмом, однако в XVII–XVIII вв. редукционистский подход не стал всеобщим»[176]. Более обстоятельное рассмотрение этого вопроса, насколько нам известно, в философских исследованиях науки отсутствует.

Аристотель, разумеется, был бесспорным авторитетом. Биологи были хорошо знакомы с корпусом его биологических сочинений: «О частях животных», «История животных», «О возникновении животных». Но Аристотеля биологи XVII – начала XIX в. во многом воспринимали не как философа, но как ученого-энциклопедиста, охватившего единой концепцией науку своей эпохи. Философские воззрения Аристотеля и его способ виденья организма восприняты ими не были. В этом ряду исключение составляли только биологические взгляды Гёте, которые «цеховыми» учеными квалифицировались как любительство и дилетантство[177]. Поэтому, имея в виду это основное русло биологической науки, мы можем утверждать, что аристотелевские биологические идеи и воззрения (единая лестница существ, «закон компенсации» или «закон экономии», изучение корреляций и др.) вошли в биологическую науку XVIII в. в «секуляризированной» форме, без тех философских оснований, на которых строилась научная концепция Аристотеля с присущим ей телеологическим виденьем живого. Его биологические принципы попали на другую почву философских предпосылок. Биология в дальнейшем пошла по пути механистического редукционизма, который в разной степени проявлялся в ее концепциях и теориях. Проект биологической науки, выстроенный Ж. Кювье, как раз и был образцом такого рода «секуляризации».

В отличие от разработки предметной сферы, выраженной базовым понятием «тип-структура» в вариантах биологической науки Ж. Кювье и Э. Ж. де Сент-Илера, в научной программе Гёте складывалась принципиально иная логика построения базового понятия «тип», выражающего целостность и становление организма. Она требует ее рассмотрения в более широком контексте философских взглядов и научной программы. Натурфилософия Гёте со свойственной ей метафизикой и общим виденьем реальности стояла у истоков формирования организмической парадигмы, являющейся альтернативой новоевропейскому механицизму.

Картина природы в натурфилософии Гёте

Картина природы в натурфилософии Гёте отличалась от ее новоевропейского механистического виденья. Уже в научных программах И. Ньютона, и особенно Г. В. Лейбница, как отмечает П. Гайденко, были заложены возможности выхода за пределы механицизма[178]. Но эти возможности стали превращаться в действительность только к концу XVIII в., когда Гёте совместно с Гердером начали создавать программу органицизма. На философские взгляды Гердера и Гёте существенным образом повлияло учение Спинозы. Оно повлияло на гётевское понимание бытия как Природы-Бога, выразительно сформулированного в статье «Природа» (1782). Гётевско-гердеровское переосмысление учения Спинозы уже существенно отличалось от учения самого Спинозы. Геометризация природы, а соответственно и геометризация науки были присущи философии Спинозы, который считал, что только математический способ мышления ведет к истине. В философии Спинозы, как и в философии Декарта, уже не было места для аристотелевского понятия телеологии.