– Не послушала?

– Разругались накануне, – дёрганым жестом проводит ладонью по затылку.

– Ты не виноват. Это был несчастный случай.

– Она сорвалась! Будь я там, этого не произошло бы.

– Откуда тебе знать.

– Неважно теперь уже. Даны нет. На хрена ты вообще завела этот разговор? – злится и стопроцентно уже песочит себя за откровенность.

– Ты себя вместе с ней похоронил. Так нельзя.

– Учить меня жизни решила? Серьёзно, Бортич? – тушит окурок о пепельницу.

– После Даны… Был кто-то? И я сейчас не про таких, как мадам-Ебу.

– Пиздец ты ей прозвище придумала.

– Был? Хоть с одной девушкой заходило дальше потрахушек?

– Мне это не нужно. Я уже сказал тебе.

– Всем нужно, а тебе нет?

– Хватит полоскать мне мозг, мелюзга.

– Кирилл, я понимаю, тебе больно и ты тяжело перенёс эту потерю, – тщательно подбираю слова. – Но пойми, она умерла, не ты. Ты-то всё ещё живой.

– Мне так не кажется.

– Потому что загнал себя в глубокую депрессию.

– Давно психологом заделалась? Завязывай, блять.

– Когда ты в последний раз куда-то ездил? – подхожу ближе.

Тишина.

– Когда ходил в кино, погулять в парк? Когда веселился от души? Или дурачился? Совершал какой-нибудь безбашенный поступок?

– Я больше этого не ищу.

– Говорю же. Считай, что лёг рядом с ней в землю. Закопал себя. Умер вот здесь, – кладу ладонь ему на грудь.

Непроизвольно вздрагивает.

Вижу, как напрягаются мышцы пресса, реагируя на разницу температур. Моя рука, как всегда, холодная, а он горячий.

– Я когда попала в колонию, тоже думала, что всё. Конец.

– Как ты там вообще оказалась?

Опускаю руку. Закусываю губу.

Что ж. Ладно. Откровенность за откровенность. Иначе будет нечестно с моей стороны.

– По тупости своей.

– В четырнадцать получить срок в четыре года – это ещё надо постараться.

Прищуривается.

– Ты… Пробил, да?

Почему-то мне кажется, что да. Программисту-хакеру не составит труда выяснить нужную информацию, верно?

– Статью знаю. Был удивлён, мягко говоря. Ты только распространяла? Или ещё и употребляла?

– Ни то, но другое.

– Как же тогда оказалась в колонии?

Вдыхаю-выдыхаю. Воскрешаю в памяти тот вечер.

Жара. Летящий пух. Денис. Окрылённая я. В модном воздушном сарафане и кедах.

Куда делись мои шмотки – загадка, кстати.

– Мы с моим сводным братом гуляли по району. У меня в рюкзаке, вот в этом, – киваю на стул, – лежали купленные для поездки вещи. Щётка, расчёска и всякая другая важная мелочь. Я должна была лететь в Париж. Моё модельное агентство заключило контракт с европейским. И… В общем, перед прогулкой мы заходили к какому-то другу Дениса. Потом пошли в парк. Ели мороженое, разговаривали. Всё было как обычно, но в какой-то момент Денис вдруг начал странно себя вести. Оглядывался, нервничал.

– Понял, что вас пасут?

Киваю.

– Дай угадаю. Скинул тебе в рюкзак то, что взял у друга, – невесело усмехается, качая головой.

– Угу.

– Сказал тебе, что там?

– Нет. Только когда при выходе из парка нас остановили сотрудники, прошептал: «Не бойся, девчонку шмонать не будут».

– Вот гнида! И сколько там было?

– Много.

– Что потом? Этот урод так ни в чём и не признался? Тебя тупо закрыли вместо него?

– Да.

Чувствую, как по щекам катятся предательские слёзы.

– Хорош «брат».

– Он не просто сводным братом для меня был…

– Ещё лучше. А родители приёмные что же?

– Как думаешь, кому они поверили? Родному сыну или проблемной приёмной дочери, уже попадавшей в участок за кражу.

– Яся-Яся…

Впервые вижу в его глазах адресованное мне сочувствие и сострадание.

– Знаю, – шмыгаю носом и глотаю солёную влагу. – Дура...

Честно, я держалась до последнего. Не ревела когда слушала от него все те обидные слова. Не ревела когда поняла, что совершила ошибку, признавшись ему в своих чувствах. Когда собирала манатки. Не ревела! Но сейчас… Я просто не могу остановить это.