– Хорошо, – пробормотала Ева и, как только осталась одна, позвонила отцу.

– Папа, – заявила весело. – Я дома сегодня останусь, а утром к вам приеду.

– Хорошо, Ева, – согласился отец. – Так будет безопасней, чем поздней ночью тащиться к нам в Филипповку. А завтра мы за тобой заедем. К восьми будь готова.

– Обязательно, – отрапортовала она и, закинув сотовый в кулек с шамаханским нарядом, тяжело вздохнула, пытаясь справиться с накатившим волнением. Она стащила с себя ботфорты и на цыпочках подошла к заветной двери. Открыла нерешительно да так и застыла на пороге.

– Ептиль, – тихо пробормотала Ева, даже не пытаясь скрыть своего восхищения. – Твою мать… – выдохнула она, боясь шагнуть внутрь. В ярко-синем сиянии подсветки виднелась роскошная комната. Стены и пол цвета берлинской лазури, черные, натертые до блеска поверхности столешниц и белоснежные чаши раковин. А еще около гигантского панорамного окна во всю стену стояла ванна правильной прямоугольной формы. Внизу за стеклом мерцал огнями засыпающий город. Ева подошла поближе, любуясь открывшейся панорамой. Нашла взглядом Ленинский проспект, а потом отыскала и свою Ломоносовскую.

– На рассвете здесь еще красивей, – пророкотал сзади Агафонов, и, повернувшись к нему, Ева попала в яростный захват крепких рук, губ, языка и одной ноги…

Пальцы Агафонова уже нашли змейку платья. Осторожно повели язычок молнии вниз. А затем плавным движением стянули с плеч мягкий трикотаж, в одночасье ставший жалким и ненужным.

– Ева, – прохрипел Агафонов. – До чего же ты красивая, – охнул он, по-хозяйски заводя руки ей за спину и молниеносно расстегивая лифчик и отбрасывая его в сторону. Нежно провел ладонью по округлому полушарию, слегка прикусывая твердую горошину. Розовую и ужасно сладкую.

Ева растерялась, впервые оказавшись в руках опытного мужчины.

«Это тебе не мальчишки-ровесники, – хмыкнула она, пытаясь совладать с собой. – Насмотрятся в интернете порнухи и пытаются всех убедить в своей крутизне. А Михаил Александрович у нас опытный товарищ», – мысленно охнула она, чувствуя, как зубы Агафонова слегка сдавливают кожу.

– Ева, – пробурчал он. – Не могу больше ждать, кисонька! Потом поласкаемся, малыш, – пробормотал он, увлекая за собой на невысокую черную кушетку, стоявшую почти около самого входа и оттого не бросившуюся Еве в глаза. Она словно со стороны наблюдала, как куда-то угол отлетают ее трусики и красный Агафоновский свитер, как на пол падают его джинсы… Будто в кино, она смотрела на саму себя в отражении панорамного окна, простирающегося по всей длине ванной комнаты. Видела обнаженную девушку и мужчину, нависшего над ней. Почувствовала дрожь от его прикосновений и сама потянулась к нему. Зарылась пальцами в волосы, провела руками по накачанным плечам и наткнулась на горящий взгляд, опаливший и заставивший вспыхнуть.

– Ты готова, Ева? – прохрипел он, становясь между ее ног, и снова повторил: – Не могу ждать.

Она кивнула, из разговоров подруг понимая, о чем он спрашивает.

«Сказать или не заметит? – пронеслось у нее в голове. И Ева, испугавшись, что Агафонов прогонит ее, решила смолчать. – Да какая разница?» – мысленно хмыкнула она, чувствуя, как ее первый в жизни мужчина подминает ее под себя, как он, напряженный и горячий, входит внутрь и, толкаясь, прокладывает дорогу. Она сдержалась, подавив вскрик, и даже не сразу поняла, что, чуть продвинувшись внутрь, Агафонов замер на месте.

– Ева, – прорычал он ей в ухо. – А предупредить заранее ты могла? Или не посчитала нужным?