Так Никита и продержался девять месяцев. Учился лучше, чем дома. Он сам признался в этом. В детском доме увлёкся единоборствами. Наш директор вёл секцию каратэ. Каждый раз Никита становился в пару со мной. И ему совсем не зазорно было получить по носу от девчонки.

Время в его компании пролетало быстро и весело. Я впервые влюбилась и поцеловалась именно с ним. Мне казалось, что чувства взаимны. А наша любовь вечна!

А потом сказка закончилась. Нашёлся его отец.

День отъезда моего парня стал для меня чёрным днём.

— Никита, за тобой приехал отец?

Я лежала на нагретой солнцем крыше учебного корпуса и рассматривала лицо Никиты, стараясь запомнить даже мельчайшую чёрточку и родинку на его лице.

— Да. Поля, я тебе буду писать каждый месяц, — ломающимся голосом обещал он. Никита был взбудоражен предстоящим отъездом и напряжён, как струна. Словно оказался на перепутье и не мог решить, куда двигаться дальше. Но понимал: от этого зависит жизнь.

Как же мне хотелось, чтобы мой Никита не уезжал! Но ведь в семью… А для таких брошенных детей, как я, наличие семьи считалось чем-то сродни чуду. За семью нужно бороться!

На его предложение я ответила отказом:

— Не надо, — горло перехватывало от волнения. Смотреть в любимые голубые глаза становилось невыносимо. Я отвернулась. Не хотела, чтобы он видел подступающие слёзы. Я ведь «княжна»! Несгибаемая. Решительная. И всё могу преодолеть! — Напишешь через год — сделаешь мне подарок на день рождения. Расскажешь, как ты там устроился в большом мире.

— Хорошо, — тихо согласился Никита и, обняв меня за плечи, подтянул к себе и коснулся обветренными губами нежным, прощальным поцелуем.

Это был целомудренный поцелуй. Мы тогда были ещё детьми. Да, рано повзрослевшими, но всё же детьми.

На следующий день Никита уехал. А обещанного письма я от него так и не дождалась.

Следующие сутки после назначенной даты я впервые в жизни ревела, спрятавшись от всех на той самой крыше, пока меня не нашёл директор.

Мы полночи проговорили. Михаил Дмитриевич был отличным человеком. Мудрым, терпеливым. Тогда он объяснил, что, скорее всего, Никита постарался вычеркнуть из памяти пребывание в детском доме. А написав письмо мне, он тем самым всколыхнул бы болезненно неприятные воспоминания.

Доводы директора показались логичными. Но как же чувства? Он забыл обо мне? Обида на Никиту осталась на всю жизнь. Я вычеркнула его из круга близких друзей. И никогда не искала о Никите информацию ни в соцсетях, ни позже в реальной жизни. Даже тогда, когда вплотную занялась его отцом.

Возможно, я довела дело Соболева-старшего до конца именно из-за обиды на Никиту.

Если вспоминать всё, то стоит рассказать и о Виктории — второй жене Соболева-старшего. Именно она дала мне недостающий компромат на Александра Александровича. Эти документы чуть не утопили его.

Соболев-старший сам виноват. Виктория подловила мужа на измене и отомстила так, как посчитала нужным. Решительная, волевая женщина. Такие не прощают неверных мужей. Сами взводят курок и стреляют.

И вот снова Соболевы врываются в мою жизнь. Злой рок, не иначе.

***

Утро набирало обороты. Ожидаемо меня стало клонить в сон. Пошли вторые сутки, как я не спала. Позавчерашние всенощные прощальные посиделки со студентами перешли в сегодняшнее суматошное утро.

Лиза так и не захотела отдохнуть. У костра на кухне собралась компания приблизительно одного возраста: двадцать — двадцать пять. Ну, если не считать капитана.

Налив остатки чая в освободившуюся кружку, я немного посидела вместе с ними на бревне, послушала разговоры. Все обсуждали одно и то же. Каждый делился тем, что пережил.