Вообще странно складывались мои отношения с семейством Соболевых. Судьба снова и снова сталкивала нас лбами.

В тринадцать лет я познакомилась с Никитой в детском доме…

5. Глава 4. Воспоминания

Никите было пятнадцать, когда умерла его мама. За три года до этого его отец развёлся с матерью и не слишком жаждал поддерживать отношения с сыном. Александр Соболев был занят другим: развивал свой бизнес, приумножал капитал. И вторая жена Виктория, из-за которой он, собственно говоря, и развёлся, очень ему в этом помогала. Связями отца-генерала, да и сама она была хваткая и умная. От второго брака родилась дочь Анна. Сейчас ей двадцать три.

Со смертью матери домашний мальчик вдруг стал сиротой.

Органы опеки не сразу отыскали Соболева-старшего — он как раз жил в это время за границей. Так на целых девять месяцев Никита оказался в детском доме, где воспитывалась я.

У местной детворы был свой кодекс. И набить морду вновь прибывшему, тем более такому чистенькому, правильному мальчику, было непреложным правилом. А иначе как дать понять, кто тут главный? А пришлый должен знать своё место. Здесь — это вам не там. Своя иерархия!

Вот на «тёплой» встрече Никиты с нашими главными задирами мы и познакомились.

Моя биография отличалась от Соболева. В дом малютки я попала из роддома. Мать родила меня и сразу написала отказную. В отличие от большинства наших детдомовских, я никогда не хотела её отыскать. Может потому, что в моей жизни был человек, которого я считала своей семьёй. Наш директор Михаил Дмитриевич был мне как отец. Своё отчество я выбрала сама. Взяла от имени директора. У меня даже прозвище было «княжна».

Как-то с малых лет я поняла, что моё будущее зависит только от меня. Научилась я читать очень рано. Училась на «отлично» с первого класса. И стала звездой нашего детского дома. Меня посылали на все олимпиады и конкурсы. И без призовых мест я не возвращалась. Из-за этого ко мне было особенное отношение воспитателей и учителей. Мне позволялось больше, чем другим.

Удивительно, но зависти у ребят это не вызвало. Я стала будто бы над системой. Может быть потому, что не была ботанкой. Жизнь меня научила защищаться не только словами, но и кулаками. Драться я умела. Да и аргумент в виде дрына всегда оказывался весомым.

Момент встречи с Никитой навсегда врезался в память. Обритые налысо пацаны, как свора диких собак, обступили лежащего на земле подростка. Нет, без боя он не дался. Только их было больше.

Не знаю, что заставило меня вступиться. Мне хватило взгляда на блондина, чтобы принять решение. Действия не разошлись с мыслями. Под рукой оказалась лопата (как раз по осени обкапывали деревья, чтобы их хорошо полить перед зимой). Пару самых свирепых драчунов получили черенком по хребту. Остальных ребят просто растолкала и присела на корточки возле Никиты, с интересом энтомолога рассматривая новичка. Никто не полез давать мне сдачи. Уважение я среди наших головорезов имела.

— Он со мной, — вынесла я своё «княжеское» решение. И, слегка пнув Никиту ногой, скомандовала: — Поднимайся, чего развалился? У меня времени не так много, чтобы с тобой нянчиться.

Пока мы не скрылись из поля зрения ребят, я держала лицо, не оглядывалась на новичка. Но в душе впервые не было равнодушия к чужой боли. Его раны воспринимались, как свои. Моё обычное высокомерие не коснулось блондина. Нет, я не причитала, не сюсюкала с ним, как обычно это делали девчонки. Но я сделала то, что помогло в его реальном состоянии. Отвела в медпункт — обработала раны. Познакомила с кухаркой — накормила обедом. Пожалуй, самое важное знакомство в нашем закрытом мирке. И отправилась в библиотеку за очередной дополнительной книгой. Он пошёл за мной хвостом.