Леса у деревни растут богатые и густые. Эх, сколько тихого счастья в одиноких прогулках среди бесчисленных дубов и орешников! А рек, озер и ручейков – через каждую поляну или чащу. От жажды не помрешь.

Зверье дикое редко к деревне подходит. Но если забредет оголодавший медведь или волк, так наши охотники живо с него шкуру спустят. Да и Сторожевые хорошо деревню охраняют. Ловушки расставлены как на крупных, так и на мелких хищников. Правда, отчего-то я не опасалась повстречать диких зверей после того, как давно еще на нас с матушкой чудище косматое выскочило, а потом ушло, не тронув.

Я все размышляла об этом. Почему зверь лютый не кинулся на нас? Да и матушка совсем не испугалась. Был ли в том секрет какой?

Похлопотав по дому, часто я пропадала в дремучем лесу или у огромного озера с прозрачной синей водой. Могучий дуб на самом краю берега чуть ли не в воде стоял, нависая над гладью озерной. Я забиралась на него, свесив ноги вниз, а внизу плескались волны, убаюкивая. Тут спокойно и просто душе, можно раздумывать о мире, о странствиях и об устройстве жизненном.

Бывало, гляжу в воду и все мысли покоя не дают: отчего я не создание колдовское, чтобы жить на воле по своему усмотрению. И никакой кузнец был бы не страшен. А нынче остались мне только вздохи горестные после сватовства и наставления Велеславы.

Забралась на свой дуб любимый, а там уж дала себе волю. И смеялась, и слезы лила. Не могла никак в толк взять, чего знахарке Владар сдался. Ишь, как заступаться начала за него! Выходит, по нем вся деревня сохнет, а он ко мне свататься пошел. Чудно!

Хоть и не мил кузнец, да все уж лестно, что меня выбрал. Девки, небось, уже все кости мне перемыли. Как такой непутевой лучший жених достался? Станет ли то мне утешением, как пойду к нему жить? Аж мороз пошел по коже… Мне бы полюбить его, лаской одарить, улыбкой приветливой, но тут уж хоть тресни – себе не прикажешь. А ведь всем удался кузнец, не поспоришь. Оттого и косятся на меня, и проклинают. Не возьмут в толк, чего мне еще надобно. И так лучшего мужика к рукам прибрала.

Прибрала, да не по своей охоте.

И пускай водят девицы красные перед ним хороводы, пока ноги не сотрут, песни звонкие распевают, пока голоса не лишатся. Пускай износят наряды невиданные, напекут пирогов пышных, да всю ягоду и птицу изведут – не будет им и малого того взгляда, что на меня бросал.

На миг мне даже стало жаль Владара. И чего ему во мне так привиделось? Пусть даже силу ту самую почуял скрытую, но жить нам придется, как людям простым, а там уж одной силой не отделаешься!

Все думала, горевала, да так и задремала на ветке, подложив локоть под голову. А тут уж и закат близился, солнце червонно-огненным сделалось и, прыгая с тучки на тучку, совсем из виду скрылось. На закате спать лучше не ложиться. В эту пору день с ночью здороваются, их уважить надобно и встретить вечер как полагается, в спокойствии, за делами домашними.

Дома я бы за прялку села или еще за работу какую неспешную, отцу бы водицы поднесла с сухарями. Только некому было это сделать, раз я уснула. Мысль эта меня в первую очередь и посетила, как я пробудилась резко.

Кругом темень и тишь! Только плеск воды доносится. Начала припоминать, как забралась на дуб в мыслях тяжких и пропустила вечерю с отцом. Должно быть, сердится сильно, а еще хуже – разыскивает. Как пить дать – к Велеславе пойдет, а меня там и нету. Да еще и к кузнецу наведается, а тот снарядит мужиков и пойдет лес прочесывать.

Ох, зададут мне горькой!

Пока думала, а сама озираюсь, чтобы ветку прочную нащупать и не свалиться. Дуб толстый, старый, да только я на него запрыгиваю без уважения видимого. И тут… что такое? Шепчу особые слова… Откуда они у меня в голове берутся спросонья? Видать, подслушала, пока у Велеславы дневала все эти годы.