– Ты такой ми-и-лый. Но колючий!

Что-о-о?!

Я в панике отпихнула сумасшедшую от себя, и, кажется, не рассчитала силы — девица слетела с дивана, легко, как вещь. Она ударилась о кресло, скорчила жалобную мордочку и захныкала. Судя по всему, ей было больно.

А я стояла и смотрела на нее, не понимая, почему мир стал… ниже? А зрение – другим. И в теле странные ощущения, а управлять им… сложно? Я как будто на шарнирах.

Девчонка продолжала плакать, сидя на полу.

– Эй, Ярый, ты чего?! – выросли около меня еще два каких-то незнакомых типа. Кажется, оба стали свидетелями произошедшего. Лицо одного было удивленным, второго — откровенно злым. Но мне не было до них никакого дела — я в панике коснулась собственной щеки и поняла, что девица была права — щека действительно оказалась покрыта легкой щетиной. Кололась.

Все во мне похолодело, но вместо привычного удара страха в солнечное сплетение у меня подкосились коленки, и впервые в жизни я поняла, что это не только литературное выражение.

Что со мной?

– Какого черта ты на нее руку поднимаешь? – тяжело смотрел на меня загорелый рослый брюнет, пока его друг поднимал девушку с пола. Кажется, уже с утра он был нетрезвым: я остро чувствовала неприятный запах алкоголя — обоняние обострилось. – Иди сюда, я тебя правилам вежливости поучу.

– Пошел ты… – Бросила ему я, все еще пораженная наличием щетины на собственном некогда гладком лице.

Хриплый мужской голос, сорвавшийся с моих сухих губ, перешел почти на фальцет. Я в ужасе замерла и схватилась рукой за горло, пытаясь понять, в чем дело. И тут меня накрыло еще большей волной ужаса — шея, которая принадлежала мне, оказалась совсем не такой, к какой я привыкла — более массивной, с выступающим кадыком. Мужской.

– Я тебя сейчас за нее порву! – вещал брюнет.

Не слушая его, я перевела ошалелый взгляд на руки — они тоже изменились, да еще как! Пальцы вытянулись, ладони стали шире, плотнее и длиннее, и под светлой кожей вились переплетения вен, и выступала на запястье косточка… Такой рукой можно было охватить гораздо больше клавиш на фортепиано, чем привыкла моя рука.

И ведь я видела, видела эту руку, и я трогала ее, и переплетала свои пальцы с ее пальцами. И…

Не слыша, что дальше орет рослый брюнет, я ощупала свое лицо, убедившись, что оно вовсе и не мое, и инстинктивно прижала руку, сжатую в кулак, к быстро бившемуся сердцу.

Там было… пусто.

В ужасе я схватилась за грудь — вернее, за то место, где у меня должна была быть моя родная грудь, но поняла, что ее нет.

Не обращая внимания на грозные крики брюнета и плач девушки, которой помогли подняться с пола, я бросилась к столику, на котором лежал чей-то телефон, и поднесла к лицу. На черном тонком экране отражалось чужое лицо.

Я стала мужчиной. Но не просто мужчиной, а Ярославом Зарецким.

Брюнет, который мои действия принял за некие изощренные издевательства, не выдержал и попытался меня ударить. А я даже отдать приказ этому новому телу никакой не смогла – оно само, инстинктивно, сгруппировавшись, увернулось от удара. И рука, сжатая в кулак, сама сделала резкий выпад вперед, соприкасаясь на секунду костяшками с чужим подбородком.

Я никогда не била людей так… До дикого блеска в глазах. До боли. До крови.

Противник утер кровь кулаком, усмехнулся зло и бросился на меня.

Это происходило словно не со мной. Как будто бы это была не я. Я наблюдала за этим со стороны.

Боже, нет. Этого не могло произойти! Это вымысел, сказки, фантастика! Эмоции внутри полыхали как пламя, поглощая былое спокойствие и уверенность в себе и в завтрашнем дне.