– Хочу гулять, – глядя в небо, сказала я и медленно пошла по набережной ближе к воде, качающей блики. Мой мир тоже качался, и в какой-то момент я, споткнувшись, едва не упала. Однако Зарецкий, увязавшийся следом, вовремя подхватил меня.

– Как с пьяной, – проворчал он. – Вроде ничего при мне не пила, а позоришь и…

Увидев мой взгляд, он неожиданно замолчал. Без слов взял под руку и аккуратно повел к пустующей скамье под тронутой золотом кроной березы.

С реки тянуло легкой прохладой. И в этой легкой прохладе было свое упоение.

Сколько мы так сидели, я не знала – то ли несколько минут, то ли полчаса. Руки замерзли и нос – тоже. Однако уходить не хотелось. По крайней мере, мне. А вот ему…

– Езжай домой, – сказала я, плотнее кутаясь в пиджак.

– Я подожду, когда ты превратишься в ледышку и разобью тебя, – заявил Зарецкий.

– Глупая шутка. Езжай. Зачем ты?.. – я не договорила, но он понял мой вопрос.

– Я ведь говорил однажды. Не суди меня, – неожиданно спокойно сказал Ярослав, и я почему-то вспомнила награждение стипендиатов фонда «Веритас» Вот только что было после того, как вечер закончился, совершенно стерлось из памяти. Следующее мое воспоминание было связано со странной женщиной в шубе, пришедшей к нам с Даном в квартиру. Возможно, я выпила на вечере, поэтому ничего и не помнила.

– Я не сужу, – сказала я, отчаянно пытаясь стереть с губ вкус лимонада. Он не пропадал. А сквозь шум воды я слышала все тот же шелест трав.

Размышлять о том, что со мной, не хотелось.

Какое-то время мы просто сидели на лавочке с видом на реку и молчали. Каждый – о своем.

Я падала в свою бесконечность. Он – в свою.

Наши плечи соприкасались, и мне казалось, будто я чувствую тепло Ярослава.

– Странно, – сказал он вдруг, глядя вверх, на мерцающие звезды – казалось, темно-синее небо проткнули иглами, и из дырок прорывался свет искрящейся вселенной, затаившейся за навесом небосвода, подкрепленного горизонтом.

– Что – странно? – спросила я.

– Не думал, что буду сидеть на набережной со своим преподом. Сюрреализм.

– И такое бывает. Но я все еще помню…

– Что помнишь? – приподнял он бровь. Мимика у Зарецкого была богатой, но он предпочитал держать на себе равнодушную маску ледяного принца.

Современный Кай. Неужели та девочка – твоя Герда?

Но кто тогда Снежная королева?

– Забыла, – улыбнулась я ему, хотя хотела сказать, что помню, что обо мне говорили его друзья из группы.

«Вспомни меня»

Я тряхнула волосами, пытаясь отогнать странные чужие мысли.

– Тебе лучше? – спросил Ярослав. – Хотя, чего это я спрашиваю. Наверняка хуже.

– Лучше, – рассмеялась тихо я. – Может быть, пройдемся? Холодно.

– Если ты не навернешься головой о каменюгу. Не хочу, чтобы меня обвиняли в том, что я избил препода.

Некоторое время мы шли, а после одновременно остановились у самых перил.

Мир покрылся изморозью.

Небо шло трещинами, билось, будто стеклянное.

И я почти слышала, как беззвучно кричали звезды. В каждой вспышке – свой голос.

Так не бывает.

Я смотрела на Ярослава так, словно видела в первый и в последний раз – одновременно.

Впервые, по-новому, всматривалась в его неподвижное лицо, по-новому замечала, как сверкают в полутьме глаза, сделавшиеся из зеленых темно-серыми, по-новому узнавала в нем мужчину.

И будто в последний раз, как перед долгой – или вечной? – разлукой пыталась запомнить все: каждую черту, каждое его движение, каждый вздох.

Каждая мелочь была важна. Каждая мелочь была целым миром. И мир был только моим и его.

Нашим.

Я стояла и просто смотрела на этого человека, а мир вокруг менялся.