– На ужин у меня уже нет времени, – сказал он, собираясь встать.
Официант ушел.
– Нам надо обсудить нашу проблему, – остановила Томаса София, – раз уж мы все равно здесь. Подумать, как четко обрисовать суть и образ угроз. Самое важное – чтобы политики сохраняли на своих местах хладнокровие и знали, как вести себя в случае угроз и применения насилия.
– Я отменил сегодняшний теннис, – отозвался Томас голосом обиженного ребенка.
София улыбнулась:
– А я пропустила урок сальсы. Так что пусть правительство кормит нас ужином за причиненные неудобства.
Он махнул рукой и улыбнулся Софии в ответ.
Анна Снапхане, тяжело дыша, поднималась по лестнице, окидывая взглядом окрашенные в спокойные тона стены. Как же долго взбирается она с одного этажа на другой и, боже, как ее качает.
Она остановилась на следующей площадке и посмотрела на задний двор через цветное стекло. Окно квартиры Анники, выходившее во двор, было ярко освещено.
Очень живописно, но и очень тесно. Сама она ни за что не согласилась бы снова переехать в город. Она твердо это знала, как знала и то, что в этом ностальгическом чувстве нет ничего хорошего.
Входная дверь Анники была высока, как церковные ворота, и тяжела, как камень. Анна негромко постучала, понимая, что Анника только что уложила детей.
– Входи, – сказала Анника и тут же ушла в дом. – Я сейчас вернусь, только пожелаю Калле спокойной ночи.
Анна села на скамью в прихожей, стянула с ног модные сапоги. Доносился смех Анники и хихиканье мальчика. Анна не стала снимать верхнюю одежду и сидела до тех пор, пока не зачесался лоб под полоской.
Потом она прошла в гостиную с массивной лепниной на потолке, опустилась на диван и откинула голову на спинку.
– Будешь кофе? – спросила Анника, входя в комнату с тарелкой миндальных печений.
От одной мысли о еде у Анны взбунтовался желудок.
– У тебя нет вина?
Анника поставила тарелку на стол.
– У Томаса есть, но он у нас такой привередливый. Не вздумай взять что-нибудь уж очень необычное. Вино стоит.
Она ткнула рукой в сторону стеклянного шкафчика. Ясная цель облегчила вставание. Анна встала, шатаясь, побрела к винному бару и принялась перебирать бутылки, читая этикетки.
– «Вилла Пуччини», – громко произнесла она, – стоит восемьдесят две кроны. Настоящая фантастика. Можно брать?
– Бери, – ответила Анника из прихожей.
С неожиданной живостью Анна принялась отдирать с горлышка фольгу, ввернула в мягкую пробку штопор и дернула с такой силой, что немного вина брызнуло ей на кофту. Руки Анны дрожали от восхитительного предчувствия, когда она взяла с полки хрустальный стакан и налила в него темно-красную жидкость. Вкус оказался божественным, богатым и свежим одновременно. Анна сделала сразу несколько больших глотков. Она снова наполнила стакан и поставила бутылку в бар. Потом села в уголок дивана, подкатила к себе столик на колесах и поставила на него стакан. Жизнь, кажется, начала налаживаться.
Анника вошла в гостиную и перевела дух. Теперь, когда дети улеглись, с плеч словно свалилась невидимая тяжесть. Не надо больше никуда бежать сломя голову, теперь можно расслабиться и никуда не торопиться. Но мысли уходить не желали, и Анника снова ощутила щемящую пустоту. Квартира превратилась в пустыню, по которой она теперь бесцельно блуждала, в тюрьму с лепниной и красивыми обоями.
Она присела в другой угол дивана, ощущая необыкновенную легкость в теле и пустоту в голове и только теперь заметила, как она замерзла. Поджав под себя ноги, она посмотрела на Анну. Анника заметила болезненную нервозность подруги. Бывают ситуации, когда неудача ненасытного поиска ставит мир на место. Но ясно, что Анна пока сама этого не видит. Анника уже научилась уступать, отказывать себе, ограничивать желания – все для того, чтобы сохранить хрупкое душевное равновесие. Анна жадно, большими глотками, пила вино Томаса.