– Как ты себя чувствуешь, Виллис? – спросил доктор. – Хорошо? Плохо?

На самом верху шара, между стебельков, появилась ямочка, быстро превратившаяся в отверстие.

– Виллис в порядке, – донеслось оттуда.

Голос был очень похож на голос Джима.

– В порядке, хм-м?

Не оглядываясь, доктор добавил:

– Джим! Вымой-ка эти чашки еще разок. И простерилизуй. Хочешь, чтобы все здесь скопытились?

– Ладно, док, – согласился Джим и повернулся к Френсису:

– Ты тоже будешь кофе?

– Угу. Не крепкий и молока побольше.

– Не выпендривайся.

Джим погрузил руки в лабораторную мойку и выудил оттуда еще одну чашку. Мойка была завалена грязной посудой. Рядом над горелкой Бунзена булькала большая колба с кофе. Джим тщательно вымыл три чашки, простерилизовал их и наполнил кофе.

Доктор Макрей взял кофе и сказал:

– Джим, сей гражданин утверждает, что он в порядке. Так в чем же дело?

– Я знаю, док, что он так говорит, но это неправда. Вы не могли бы осмотреть его?

– Осмотреть? Но как? Я не могу даже измерить ему температуру, потому что не знаю, какой она должна быть. В его обмене веществ я разбираюсь примерно как свинья в апельсинах. Хочешь, чтобы я вскрыл его и посмотрел, что внутри?

Виллис мгновенно втянул все выступы и стал гладким, как бильярдный шар.

– Ну вот, теперь вы его напугали, – укоризненно сказал Джим.

– Извини.

Доктор протянул руку и начал почесывать и щекотать пушистый шар.

– Виллис хороший, Виллис славный. Никто не обидит Виллиса. Ну, парень, вылезай, вылезай из норки.

Виллис чуть-чуть расслабил мышцы над звуковоспроизводящей диафрагмой.

– Не обижать Виллиса? – тревожно спросил он голосом Джима.

– Не обижать Виллиса. Обещаю.

– Не резать Виллиса?

– Не резать Виллиса. Ну ничуть.

Глаза стали медленно выдвигаться наружу. Непонятно как, но облик Виллиса свидетельствовал о тревожном ожидании, хотя у него не было ничего похожего на человеческое лицо.

– Так-то лучше, – сказал доктор. – Давай разберемся, Джим. Почему ты считаешь, что с этим молодцем что-то не в порядке, если ни он, ни я ничего такого не находим?

– Дело в том, док, что он стал вести себя как-то странно. В помещении с ним все в порядке, но снаружи… Раньше он всюду катился за мной, скакал по всей округе, везде совал нос.

– У него нет никакого носа, – заметил Френсис.

– Больно много ты знаешь. Но теперь, когда я беру его на улицу, он просто сворачивается шаром, и я не могу ничего добиться. Если он здоров, почему тогда ведет себя так?

– У меня есть одна догадка, – ответил доктор Макрей. – Давно ты подружился с этим пузырем?

Джим мысленно окинул взглядом двадцать четыре марсианских месяца.

– С конца Зевса, то есть почти с ноября.

– А сейчас конец марта, почти Церера, лето кончилось. Этот факт дает тебе повод для размышлений?

– Гм, нет.

– Ты что же думаешь, он будет скакать по снегу? Когда становится холодно, мы переселяемся, а он остается здесь.

Джим разинул рот:

– Вы хотите сказать, что он собирается впасть в спячку?

– А что еще? В распоряжении предков Виллиса был не один миллион лет, чтобы приспособиться к смене здешних времен года. Ты едва ли вправе предполагать, что он не будет реагировать на нее.

Джим забеспокоился:

– Я собирался взять его с собой в Малый Сырт.

– В Малый Сырт? Ах, ну да, ты ведь пойдешь в колледж в этом году. И ты, Фрэнк, тоже.

– Точно.

– Никак не могу привыкнуть к тому, как быстро вы растете. Казалось бы, на Марсе годы должны тянуться вдвое дольше, но разницы не ощущаешь – они мелькают еще быстрее.

– Послушайте, док, сколько вам лет? – поинтересовался Френсис.

– Все мои. Кто из вас собирается изучать медицину, чтобы, вернувшись, помочь мне?