– Тебе совсем не обязательно тратить… – оборвали меня на полуслове взмахи жарких огненных крыльев, раскрывшихся за спиной друга. Прижалась к парню сильнее, – …энергию.

– Пусть этот непростой день окончится на приятной ноте. Что скажешь?

– Я скажу… скажу, чтобы ты немедленно поставил меня на землю, Ойя Горьску!

***

– Он так ударился, что у него шишка вскочила. Размером с морковину!

– Где-где? Дай посмотреть! Во-от это ши-и-ишка…

Мы в прятки играли, и Миши водил, в то время как я и мальчишки рассредоточились по всему особняку. Каждый надеялся на то, что отыскал то самое место, в котором его никто никогда не найдет.

Я отыскала такое место, как мне показалось. За огромным цветочным горшком перед кабинетом тетки Ингрид. Однако мне тоже хотелось посмотреть на шишку и, недолго думая, отправилась к ребятам на первый этаж.

А посмотреть и впрямь было на что. Ойя и Рин покатывались со смеху перед смущенным до глубины души маленьким террером. На лбу его красовался белоснежный и слегка изогнутый… рог. Уже тогда я подумала, насколько восхитительно выглядит эта штука совсем не похожая на шишку.

5. Глава 3. Гордость и разубеждение

Проснулась я на утро от щекотки. Ощущение такое, будто по моей коже колония муравьев хаотично расползлась. Колония, потерявшаяся в недрах пододеяльного пространства. Еще некоторое время пыталась вновь погрузиться в сон, но безуспешно. Ворочалась с боку на бок, почесывалась, прежде чем уселась и сбросила с себя одеяло.

– Доброе утро… – пробубнила я себе под нос, окидывая сонным взглядом масштабы новой небольшой неприятности.

– Доброе… – оторвала одна из моих соседок голову от книги… и, наверняка, тут же об этом пожалела. Завопила, вскочила с кровати и в одной ночной сорочке бросилась в коридор.

Немного погодя ее примеру последовали другие две девушки, разбуженные громким шумом и узревшие источник, его создавший.

Эх, наступит день, когда терпению этих впечатлительных барышень придет конец, и они накатают на меня коллективную жалобу. За что? А за то, что под прицелом ревнивых стихийниц нахожусь я, но страдают от пакостей все обитательницы комнаты номер четыреста тринадцать.

«Сколько же паучьих коконов эти идиотки подложили в мою кровать?» – размышляла, слезая на пол и отряхиваясь от восьмилапых деток. Местами голеньких, местами мохнатых, но явно непривлекательных на вид. Хорошо, что у меня с детства иммунитет к подобным вещам. Приобретенный.

Открыв окно, в ладошки принялась загребать маленьких беглецов и стряхивать на карниз. Всё равно что бисер собирать, ползучий и быстрый к тому же. А как только малютки покинули комнату четыреста тринадцать, мне еще предстояло вернуть перепуганных соседок. Те на полутонах переговаривались в коридоре о том, как же всё задолбало и когда же разноцветные… (здесь было нецензурное слово) наконец-то оставят их в покое.

Наверное, тогда, когда Луна с неба скатится. Или когда утро сменится бесконечной ночью. Может, наоборот. Короче, тогда, когда моя дружба с красавчиками исчерпает себя. Но я-то знала, что ничего более вечного в этом мире не существует.

И я сильно по ним соскучилась за время, что мы проводим врозь.

Когда еще жила в особняке Горьску, действовала тетке Ингрид на нервы и читала дядьке Монгеру по вечерам, ребята в студенческом общежитии не проживали. После занятий возвращались домой на другой конец города. Никогда прежде не придавала этому особого значения, а зря. Стоило мне поступить в академию и заявить о своем желании съехать из проклятого особняка, ребята перебрались поближе. Кто же знал, что на территории кампуса нас разделят чужая ревность и предрассудки?