Казалось, он жил в бесконечном времени. Его хватало на поздравления по праздникам, странные подарки, нарочито грубые ремарки, которыми он предупреждал о событиях. Однажды он привез мне из командировки в Германию специальную тряпочку для глажки брюк, сопроводив подарок какой-то сложной подводкой о том, почему именно мне и почему именно ее. Он купил их нескольким избранным людям, разыскивал перед этим специально, и не самым простым способом.

Глядя на него, становилось ясно, что человек присутствует в мире не только как песчинка, но и как агент изменений, через него течет в мир субъективность, которой он намагничивает все окружающее его.

На свой лад он ко мне привязался и периодически внезапно появлялся рядом в течение двенадцати лет (сейчас появляется реже, в силу того, что наше коучинг-сопровождение благополучно завершено). По сей день считает, что я сильно повлиял на него. В этом стоит разобраться хотя бы с точки зрения того, как один человек «достраивает» другого, приходит вовремя, когда тот готов.

На момент нашей встречи Петру Николаевичу уже было немало лет, но когда он начинал заливисто хохотать, как мальчишка, сам себе еще и подхихикивая, ударяя себя по бедрам, видно было, что возраст он с себя стряхивает, как и все остальные детали солидности.

Для меня он был человек из чуждого мне мира, сугубо административного, чиновничьего, связанного со службой, иерархией, сложными законами перемещений.

По образованию он юрист, к этому следует добавить редкое умение думать по-своему, без шор и обязательных привязок к правилам занимаемого места.

Когда я стал писать этот текст, я понял, что не так уж хорошо знаю его. За годы куски его биографии ускользнули, и меня поразила поверхностность знакомства, отчасти отражавшая и его вечную устремленность в актуальное. А у него была биография. И при том, что меня интересовали всего лишь мотивы и повторы, то, что могло быть предметом быстрой работы, узелками, развязывать которые было полезно, на меня хлынул впечатляющий и не случайный набор фактов.

Своего отца он не знал, тот пришел к нему из истертых листков тощего дела, которое наш герой извлек из архива, когда имел отношение к милиции и воспользовался возможностью заглянуть в далекое и почти никому не нужное прошлое. Отец был взят на фронт в начале войны и вскоре расстрелян. Ему не повезло даже в том, чтобы умереть в качестве пушечного мяса, брошенного в мясорубку бездарностью тех больших начальников, которые чужой кровью прикрывали свою растерянность, никчемность и неумелость. Он был расстрелян по статье, касавшейся врагов народа, и в его деле был внятно обозначен весь совершенный им криминал – одна-единственная фраза: «А ведь победить этих гадов будет непросто». Его сын потом всю свою жизнь что-то делал, как казалось, не только за себя и за того парня, но и за отца и многих других.

В тот день, когда я подробно расспрашивал его о прошлом, он рассказал о коммунальной квартире, в которой вырос, московских дворах и атмосфере тех лет. Передо мной как будто проходили сцены из фильма «Хрусталев, машину!».

Про маму он сказал, что она работала технологом, больше никогда не была замужем, любила вечеринки и компании. Я так и не смог ощутить отзвуков тепла или остатков эмоций, как будто детство пронеслось слишком быстро и его отдаленные следы потерялись. Мне это показалось настолько скудным, что я переспрашивал несколько раз, но картина не оживала, не давала подробностей, которые обещали бы раскрыться в будущем.