Так кто там к Грете посватался?..

Это ведь Грета Фроссен? Та, что училась с Майрой и Фриной в гимназии. Помню, они ещё спорили, кто раньше замуж выйдет.

У Фроссенов не спали. Окно маленькой гостиной выходило на подветренную сторону, мороз почти не тронул стекло, и вся комната была как на ладони. А голоса я различила ещё до того, как взобралась на занесённую снегом бочку у бревенчатой стены.

Отец Греты, которого все звали папашей Фроссеном, сидел боком к камину; огонь озарял рубленый профиль и всклокоченную бороду. Мамаша Фроссен, женщина полная, с густыми чёрными бровями, вязала полосатый носок. Сама Грета, одетая в домашний капот, металась из угла в угол.

— Ах, я не знаю! — её глаза, тёмные, как у матери, лихорадочно блестели. — Ходил вроде, ходил, и ничего такого. А тут вдруг… Страшно мне. Нет, я счастлива! Но замуж — это же как в колодец…

— И-и, — отозвалась мамаша Фроссен. — Страшно в девках остаться.

— Нет, погоди, — папаша Фроссен ухмыльнулся в рыжую бороду. — Если дочь сомневается, может, откажем ему, счетоводу этому? Кого получше подождём. А то у парня ни марки за душой, одна смазливая мордашка…

— А обхождение! — возмутилась Грета. — Обхождение дорогого стоит!

Всё ясно. Ларс Кальвер, счетовод из магазина мужского платья «Кале и сыновья». Весь последний год вился вокруг Фрины, Майры и их подруг. А выбор остановил на Грете, единственной наследнице скобяной лавки папаши Фроссена.

Разговор, между тем, перетёк на вопросы практические. Где свадьбу гулять, кого звать, что надеть…

Я мёрзла под окном Фроссенов, пока они не разошлись по спальням, хотя заказ был, считай, у нас в кармане. Утречком моя сестрица забежит невзначай проведать старую подругу, Грета не вытерпит, похвалится, и Майра в два счёта добьётся от старших Фроссенов задатка.

Мама потому и терпит мои прогулки в кошачьем обличье, что я не просто развлекаюсь, а разведку веду. Отчего, спросите, мы преуспеваем? Нет, платья у нас хороши, но в других ателье тоже не мух считают…

Ох, не могу больше, коченею!

Соскок с переворотом, три прыжка, пробежка по расчищенной дорожке во всю прыть — вот и согрелась.

Села на столбе у ворот.

Кругом стояла темень, только снег мягко серебрился под луной. Дома утопали в сугробах по ставни, а где и по стрехи. Под зон бубенцов и свист полозьев по улице промчались сани, запряжённые парой гнедых, их морды были в инее, дыхание туманом клубилось в воздухе. Извозчик сидел на передке, укутавшись в косматую шубу, будто медведь. Лаяли собаки. Хрустел снег под ногам поздних прохожих.

Мужчина в мохнатой шапке свернул к ресторации Вардхуза. Её окна сияли ярче всех, а дым над трубами был таким плотным, что хоть на куски режь. Там сейчас самый разгул. Песни, гам, румяные пироги, а главное — жарко натопленные печи.

Всё, хочу домой, в тепло! Дворами-крышами петлять не стану. Сверну к усадьбе Снульва, а потом…

Тут-то до меня и дошло.

Чайный король Снульв уже год как перебрался в столицу, и с тех пор его каменный особняк пустовал. А теперь там остановился мерзкий кавалер Льет с дочкой Агдой.

Надо взглянуть, какова эта семейка дома, когда рядом нет чужих глаз. Надеюсь, они ещё не легли.

Я ощутила прилив азарта, даже мороз перестал казаться таким жгучим.

2. Глава 2, в которой любопытство сгубило кошку

Эй! Нас, часом, не надули?

Ставни со стороны улицы были наглухо закрыты, крыльцо утопало в сугробах, ни одна из восьми труб на крыше не дымила.

Потом я заметила, что к калитке и дальше, к парадному входу, протоптана тропинка, снег со ступеней сметён.