Ателье госпожи Эльс в любом случае рискует потерять клиентов.

И всё же…

— Карин, из кухни ни ногой, — мама послала мне испепеляющий взгляд. — Услышишь, что идёт чужой — прячься! Майра, покорми её и быстро в зал. Посмотрим, что скажут Льеты.

Мы с Майрой попили чаю, она из чашки, я из блюдца, и съели по куску вчерашнего пирога с рыбой; в куске Майры было больше теста, в моём — рыбы.

В печи мы не готовили, для этого у нас имелась чугунная плита фирмы «Гентер». Дров она ела мало, нагревалась быстро. А печь топили для тепла. Когда Майра убежала маме на помощь, я забралась в устье и устроилась лицом к двери. Кухню от приёмного зала отделяли мастерская и два коридора, но когда придут Льеты, я услышу. И если мама не заговорит с ними обо мне, сама явлюсь в зал!

За окном становилось всё светлее, время шло, а наши коварные заказчики не спешили.

Может, старуха уговорила Агду-Эмку плюнуть на фасон и довериться вкусу госпожи Кольд? Может, они сейчас грузятся в сани, чтобы укатить в сторону столицы... Тревожные мысли так и роились в голове. Но камень подо мной прогрелся, глаза после тяжёлой ночи закрывались, и пирог в животе нашёптывал, что стоит немного вздремнуть. Я незаметно соскользнула в полусон и там, в белой мути, куда-то бежала, карабкалась, искала что-то…

Тренькнул еле слышно наддверный колокольчик, раздались голоса. Я соскочила на пол — и остановилась. Кухонная дверь, которую Майра оставила нараспашку, оказалась затворена. Открывалась она наружу, и я пару раз толкнулась — дверь вздрогнула, но не поддалась. Выход во двор был заперт на защёлку. Её и человеку не сдвинуть без усилия, куда там кошке.

Я не находила себе места, прислушиваясь к далёким голосам — слов было не разобрать.

Раз показалось, что разговор пошёл на повышенных тонах, и меня пробрал озноб, как от лютого мороза. Мама же не знает, что с замужеством Агды-Эмки связана какая-то интрига. Я забыла рассказать. Обо всём забыла! Да и не приняла всерьёз те обрывки фраз. Но Льетам неизвестно, много ли я слышала и сколько из услышанного поняла. Если старуха отрезала меня от Небыли, чтобы сохранить втайне их с кавалером козни… мама и Майра в опасности!

Голоса смолкли, стало тихо. Лишь изредка доносились — или чудились? — невнятные стуки, скрипы, шорохи.

В мастерской пробили часы.

Почему никто не идёт? Вдруг с мамой и Майрой что-то случилось?..

Я поймала себя на том, что рву когтями обивку старого кресла в углу. Да что кресло? Ещё полчаса, и я хвост себе грызть начну!

Отчётливо хлопнула входная дверь, спустя некоторое время — ещё раз. И опять ни звука.

Лишь когда скупое зимнее солнце добралось до кухонных окон, а случалось это хорошо за полдень, в коридоре раздались шаги.

Майра! Они с мамой ходят по-разному.

Сестра щёлкнула запором и проскользнула внутрь. Ей очень шло клетчатое платье с белым воротничком. Небось, к Орму бегала, вон как раскраснелась. А он её булочками угостил. Я чуяла запах сдобы.

— Карин, ты здесь?

Куда же я денусь.

Майра присела передо мной на корточки.

— Слушай, мама говорит, тебе всё привиделось. Не бывает такого колдовства. Это дар твой подвёл. И раз такое случилось, власть над ним уже не вернёшь. В общем, она договорилась с Брунном, он повёз её в Снею, сама понимаешь зачем. За кем. Клянётся, что другого способа нет. Надо уничтожить твою звериную половину, пока связь с телом ещё крепка. Чем дольше, тем трудней будет его вытащить, сама знаешь.

Я знала. Первый урок, который преподала мне бабушка: нельзя слишком долго оставаться в зверином обличье, иначе человеческое тело сольётся с Небылью и не сможет принять твой дух. Пара недель, самое большее месяц — и Карин Эльс навсегда останется изящной красоткой с усами и хвостом.