– Он был взят в числе прочих во время облавы на опиумный притон, сэр, – отрапортовал он.

Харрингтон красноречиво взглянул на меня, требуя объяснения данному факту.

– Я шел из аптеки, – ответила я, – миледи Харрингтон послала меня за сердечными каплями, а тут налетели эти наглые бобби и повязали меня. Вон, у этого, в том, левом кармане, купленное мною лекарство. Пусть вернет его или выплатит полную стоимость!

Перкинс, зло прищурившись, достал из кармана флакон и швырнул его мне. Я едва поймала его...

– Можно в уборную, сэр? – обратилась я к Харрингтону, сжимая в руках вновь обретенную свободу. – Мне надо избавиться от... ну, вы понимаете.

– Иди. Я подожду тебя!

Я не могла ни секунды оставаться ни в этом ужасном месте, ни в этом мальчишеском теле, облаченном в грязную, завшивевшую одежду, и потому, глянув на плескавшуюся на донышке янтарную жидкость, пригубила ее по минимуму.

… И не сразу сообразила причину странного раздражения, буквально пузырящегося в моей голове. С чего бы это мисс Синглтон быть столь раздраженной и почему у меня... снова мужские ладони?! И рассмотрев лацканы казенной полицейской формы, я обомлела: я – Перкинс! Этот несносный верзила с ухмылкой в тридцать два желтых зуба... Быть такого не может.

Но почему?

Удивление и испуг накрыли меня с головой, а усатый мужчина – должно быть начальник Перкинса – продолжал как ни в чем ни бывало:

– Подумать только, в особняк сэра Денбери проникли неизвестные личности и учинили погром в комнате покойной мисс Алисии Хэнсли. Помните, ту погибшую на балу? – Я кивнула, а, казалось, само тело откликнулось за меня. – По словам хозяина дома, украдено ничего не было, и это лишь усложняет и без того непростое дело... Я намерен немедленно отправиться к Денбери и опросить родителей девушки. Будьте готовы сопровождать меня незамедлительно!

– Да, сэр... то есть, так точно, сэр... то есть...

– Что с вами, Перкинс? – осведомился инспектор. – Вы в порядке?

Я прочистила горло:

– Все хорошо, сэр. Буду готов незамедлительно, как вы и просили!

– Очень на это надеюсь, – произнес тот, не совсем убежденный. – Можете быть свободны!

Я вылетела за дверь и, привалившись к ней всем своим телом, ощутила, как дико колотится сердце в груди. Я – Перкинс! А как же мисс Синглтон? Я должна вернуться в тело этой девицы. Просто обязана! И только нащупав в кармане многострадальный флакон с остатками жидкости, заметила удивленные взгляды коллег, взиравших на меня все, как один.

В голове мгновенно созрел мстительный план (вот тебе, Перкинс, скотина!), и я, расстегнув пуговицу на штанах этого бобби, издала что-то вроде овечьего блеянья... Глаза наблюдавших расширились, бедняги явно опешили, и, пока они приходили в себя, любуясь на волосатые ноги коллеги, я снова приложилась к флакону и в тот же момент оказалась за обеденным столом в компании родителей мисс Синглтон. Контраст между полицейским участком и чопорной трапезой в аристократическом доме был настолько разителен, что я не сразу включилась в происходящий за столом разговор.

Кажется, матушка обратилась ко мне и теперь дожидалась ответа.

– Простите, я задумалась на секунду, – пролепетала я в мнимом раскаянии, и маменька снизошла до повторного:

– Я спрашивала, не изменила ли ты свое мнение о твоей новой горничной?

– Новой горничной? – С чего бы матери спрашивать это? – Прекрасная девушка. Я ей полностью довольна!

Матушка округлила глаза и нахмурила брови одновременно.

– Что за странная перемена настроений и мнений? – удивилась она. – Не более часа назад ты велела мне выставить ее вон. Сказала, что более безрукой девицы в жизни не видывала! А теперь утверждаешь обратное... Как это всё понимать? – И задумчиво просканировав меня взглядом: – Ты какая-то странная в последнее время...