Он включил настольную лампочку с разорванным абажуром и рассмотрел тщательно и самокритично этюды с розой.

«Блинчиков прав, – думал он. – Мир простой, цельный и устойчивый. И он красив, этот мир! Я же допустил в этих картинах ошибки, навеял на зрителей тоску. Разве можно так давить своих зрителей? Им и без того бывает нелегко жить. А живопись должна им помогать, должна нести им свет в души!»

Между тем, девушка проснулась.

– Пять часов? Мне пора, я принимаю смену, хотя и суббота. Я решила сейчас официально, для вида, работать, чтобы милиция не трогала меня. Но это копейки, а не зарплата! Хотя я не брезгливая, я подбираю всё, что Бог послал. Что ты мне дашь, Женя?

Орехов встрепенулся.

– Разве я ничего не даю тебе? Я всем существом своим принадлежу тебе. Тебе было со мной хорошо, ты ответь? Разве я не подарил тебе счастье как мужчина?

– Как мужчина ты, конечно, бог, – сказала девушка, улыбнувшись. – Просто бог, не сравним ни с кем! Но мне нужно что-то конкретное получить. Ведь ты обещал. Болтал про королей. И все девочки знают, что ты упаковался – и ещё как! – на склепах и иконах. Сколько дашь сейчас? Говорят, что ты собираешься уехать в Америку. Может, прихватишь меня? Доедем туда, откроем магазин ювелирный. Я помогать тебе буду!..

– Ты хочешь выйти за меня замуж? – спросил тихо Орехов. – Я согласен. Я запишусь с тобой в любом загсе, какой назовёшь, или обвенчаюсь в любой церкви. Ты будешь моей женой? Ответь мне, пожалуйста, ответь, не накручивай только! Просто ответь. Да или нет? Моё отношение к тебе вполне серьёзно.

И тогда незнакомка вытянула вперёд руку и, очертив стол указательным пальцем с длинным, кроваво-красным ногтем, взвизгнула:

– После этого? За целую ночь? Жадина! Да ты псих, оказывается, а не аферист. Мне деньги нужны, понимаешь? Нормальные, зелёные, доллары называются! Выходит, я потратила на тебя время зря? И это я – самая дорогая девочка из валютных! Ты знаешь, сколько бы я заработала сегодня за ночь с финнами? Но я, как дура, пошла с тобой! И зачем я пошла? Анекдот какой-то! За этим я пошла?

И она снова указала ногтем. Орехов с ужасом проследил – что её так возмущало? На топчане, заменявшем стол, лежала её чёрная шляпка с жёлтым искусственным цветком. Но ноготь властно указывал на топчан, и Орехов, наконец, заметил деньги. Там был рубль и медная мелочь. Он сразу вспомнил, что положил их сам сюда в памятный день третьего июля. Он специально положил их тогда на вид, на стол, чтобы, вернувшись домой из странствий по России в любое время дня и ночи, мог сразу отыскать их и купить себе необходимое – хлеб и папиросы.

– У меня, действительно, больше ничего нет, – сказал Орехов. – Только это, и ещё моя жизнь и мои картины.

Женщина сгребла деньги в кошелёк и пошла к двери. У порога она обернулась и досказала в сердцах:

– Какая ты всё же ядрёная жадина, Орехов. Но погоди, с тобой расправятся! Ты думаешь, один на свете такой хитрый? Все тебя поняли, все знают – ты грабил склепы! И с другими не делишься? Нет, ты поделишься! Тебя заставят поделиться.

Она ушла.

Орехов встал и медленно смешал краски. И потрогал рукой загрунтованный холст. Холст был ещё не тронут и заманивал в работу своей чистотой. Орехов начал работать… Из открытой двери повеяло утренним холодком, и вместе с ним появился в двери Блинчиков с подвешенной на повязке вывихнутой рукой.

– Женя, – сказал он, – когда ты, наконец, научишься закрывать дверь, Женя! Если у тебя что-то есть, это надо приберечь. Мало ли кто сюда может войти. И почему ты скрывал от меня так долго свои ценности? Ты боялся, что я обвиню тебя в падении и низости? Нет, я, конечно, не такой пошляк, чтобы любить одни только деньги. Но они дают нам свободу жизни. Хотя бы на природе, согласись! Покажи мне, сколько ты сделал? Не бойся, я тебя не заложу, ты знаешь меня. Я тебя слишком уважал всегда и теперь продолжаю уважать ещё больше. И потом я всегда одалживал тебе деньги, когда ты спрашивал или даже не спрашивал. Теперь твоя очередь поде литься со мной! Покажи, ну, прошу тебя, не тяни!