Коренные жители постоянно ругали Лорнак за грязь и вонь, за множество приезжих и толпы пьяных матросов, но в то же время по-своему любили его и ни за что не согласились бы уехать из сердца королевства. Лично для меня этот город был красивее всего в месяцы дождей и туманов, когда окрашивался в десятки пастельных тонов от серебристо-лилового до сизо-бирюзового, когда воздух напитывался свежей влагой, набухала и чернела почва, а ноздри щекотала смесь землисто-сырого аромата сфагнума, которым поросли скамейки, фонтаны и кирпичные стены. Но даже в нестерпимо душные летние месяцы, когда беспощадное солнце превращало портовый город в разгорячённый каменный мешок, пыль густым смогом стояла вдоль центральных улиц, а вдоль берега белели соляные разводы, Лорнак не терял своей магнетической притягательности.

Я стоял на причале и смотрел на величественную трёхмачтовую шхуну. Рядом на волнах колыхалось ещё несколько внушительных паромов, роскошный бриг, чья палуба блестела от воска, три катера и частные рыбацкие лодки, но я не обманывался в том, что именно «Ласточка» — самое быстрое и юркое судно среди всех, что находятся в порту. Бросил рассеянный взгляд по сторонам.

Двое мужчин уже по третьему разу надраивали причал. Привалившись к железной стенке морского контейнера, дремал пьяный матрос. Он был так плотно укутан в одежду, что невозможно было сходу определить его пол и возраст. На рифлёных стенках невзрачного цвета контейнера в нескольких местах проступила ржавчина. Припомнил, что именно так и выглядело «Логово» с зачарованным на впитывание магии полом, в которое меня «любезно» пригласили первый раз. Хмыкнул. Удобно же здесь всё продумано, особенно если «часовые» у Грейс меняются регулярно. Даже если жандармы нагрянут в порт несколько раз за день, они не обратят внимания на спящего человека. А вот если в течение дня у одного и того же контейнера будут околачиваться разные громилы, это вызовет подозрение даже у случайных прохожих.

Несколько человек шумно разгребали рыбацкие лодки и грузили рыбу в повозки, но от меня не укрылся тот факт, что абсолютно все на пристани украдкой наблюдают за каждым моим движением. Лёгкое напряжение и чувство опасности буквально витало в солёном воздухе, смешиваясь с характерными запахами берега в черте города. В рыбацком квартале, а тем более в морском порту, не любят чужих. Если бы я сошёл на берег в толпе гостей с очередного парома, то моя персона не вызвала бы такой интерес. Если бы пришёл в старом драном пальто и с грязными, спутавшимися волосами, то меня здесь приняли бы за своего. Но хорошо одетый одинокий джентльмен, по непонятным причинам явившийся в порт, явственно вызывал у многих вопрос, что же он здесь забыл.

Один из грузчиков поставил коробку с рыбой на брусчатку и с кривой ухмылкой направился было в мою сторону, как вдруг молодой юнга махнул мне с палубы «Ласточки» рукой и сбросил верёвочную лестницу. Грузчик тут же вновь вернулся к своей работе. Мысленно поразился такой отличной дисциплине. Помнится, во времена Одноглазого меня бы даже к кораблям не подпустили, порезали на ленточки ещё на периферии рыбацкого квартала. Неплохо же Проклятый Кинжал их воспитала!

Мне оставалось преодолеть каких-то две деревянных перекладины лестницы, когда небольшая жилистая рука ухватила меня за плечо и с недюжинной силой вздёрнула вверх на палубу. Симпатичным юнгой оказалась не кто иная, как разбойничья атаманша собственной персоной.

— Ну, здравствуй, Грейс, — только и успел произнести я, как точный удар пришёлся мне прямо в солнечное сплетение. Меня скрутила острая прожигающая боль, и одновременно накрыл приступ сухого кашля.