Я:«О-о-о, тебе прям понадобилось несколько минут для столь гениального вывода. А я думала, слухи про отупение в декрете фальшивка”

Отправляю с психом. И еще вдогонку.

Я: «Лучше бы тебе приготовить мне еще пиццу, иначе мой ненаглядный крестник лишится матери»

Соня: «*Ржущие смайлики* Господи, да ты втюрилась в него!»

Соня: «Вы уже трахались?»

Я:«ОТВАЛИ»

Соня:«Скорее бы вечер»

Я:«Скорее бы закончился рабочий день»

Соня:«Аминь»

Соня: «И закажи себе что-нибудь поесть. Ей-богу, голодная ты невыносимая истеричка»

Соня: «Люблю»

Я отправляю ей пару смайликов, которые одновременно говорят о любви и о том, как она меня бесит. Но я следую совету подруги и заказываю себе еду. Выбираю. Теперь мне хочется что-нибудь другое.

После тусовок аппетит и вкусовые предпочтения похуже, чем у беременных. Хочется какую-нибудь гадость, но бургер на рабочем месте не лучшая компания.

О, да! Пельмени с похмелья лучше пюрешки с ростбифом.

Я погружаюсь в работу, чтобы полчаса до того, как сочная пельмешка окажется у меня во рту, пролетели незаметно. Но мелодичный женский смех, доносящийся из-за закрытых дверей босса, меня бесит. Шлепаю по клавиатуре сильнее, чем следовало бы.

Снова слышу смех, на этот раз он грубоватый, и у меня нет сомнения, что это Раневский. Человек, который за весь день не подарил мне даже намека на улыбку.

Конечно, он, возможно, обижен за нанесение ущерба его яичной скорлупе, но сам напросился.

Наверное, мне стоит радоваться тому, что Раневский не уволил меня.

Черт, меня тошнит.

Дверь открывается, и звонкий женский смех вырывается, как гребаный единорог верхом на радуге, переливающейся на солнце. Это раздражает и скручивает кровь в венах.

— Раневский, ты в своем репертуаре.

— Останься, — просит он.

Просит?

Он ее просит? И нет, это не вынужденная просьба, он будто умоляет ее!

— Ты знаешь, я бы с удовольствием, но мне правда пора. Спасибо за обед.

Закатываю глаза. О, да, всегда пожалуйста.

— Подожди. — Я вижу его руку, которой он хватает свою подружку за локоть и затаскивает обратно в кабинет.

Дверь снова закрывается.

Просто отлично.

Горячая волна подкатывает к горлу и кипит в нем изжогой.

Сердце бьется слишком часто. Я запрещаю себе подслушивать, но это сильнее меня.

Он говорит с ней нормальным тоном и даже подшучивает. Он умоляет ее остаться. И скармливает ей мой обед. На моих глазах почти слезы, но я цепляюсь за ярость, которую чувствую от несправедливости.

— …плотный график. Я не смогу в эти выходные. — Голос Раневского становится громче, и дверь в его кабинет снова открывается.

— Ну, для меня найди, пожалуйста, местечко в своем плотном графике. На следующей неделе я улетаю.

У меня урчит живот.

Не желая слушать их любезное милование, вскакиваю на ноги и собираюсь сбежать в комнату отдыха, чтобы выпить воды, но вдруг дверцы лифта разъезжаются, и ко мне навстречу выходит парень из службы доставки. Боже, я спасена!

Чуть ли не бегу к нему навстречу и с благодарностью принимаю пакет с моей едой.

Он теплый, и я чувствую аромат, который заставляет мой желудок задрожать от предвкушения.

Я уже почти мысленно открыла контейнер, но, когда разворачиваюсь, врезаюсь в препятствие…

Женский испуганный вздох, и мне приходится выпустить пакет с едой, чтобы не дать упасть девушке, которую я едва не снесла с ног.

— О, господи, простите, — выдыхаю писклявым голосом. Это подружка Раневского, и мне не стоит извиняться, но мы так сильно врезались друг в друга, что это было действительно больно. — Простите, мне жаль, я не увидела вас.

— Невеличкина, — рявкает Раневский. — Какого черта?