Вот так – сразу?

Ну и что?

Может, это и неправильно, но так уж вышло.

- Придешь вечером на поляну? – спрашивает Иван.

- Приду, - киваю, глядя ему в глаза, и мы оба понимаем, что речь не о посиделках у костра. Не только…

Из учебного корпуса иду в домик. Киры нет, и я этому рада, иначе сразу спалилась бы. Потом пусть говорит что хочет, но не сейчас. Не могу дождаться вечера. За ужином еда не лезет в горло, даже начинает мутить. Пальцы дрожат, правый бок горит. Кира что-то замечает, хмурится, но мне уже все равно.

На поляне мы с Иваном сидим друг против друга, между нами костер. В отсветах огня на его лице что-то инфернальное, придающее тому, что произойдет очень скоро, сладко и остро порочный вкус, похожий на крепкий горячий кофе с коньяком. Иван приглашает меня танцевать, прижимает к себе, руки тяжело ложатся на талию, спускаются ниже, дыхание обжигает висок и мочку уха.

Дрожь нетерпения становится все сильнее, и я сама подаюсь навстречу – еще ближе, еще плотнее, чтобы ни малейшего зазора, втираясь животом в крепость его члена. И словно исчезает все вокруг – всё и все. Только мы вдвоем в сумраке белой ночи, только огонь и музыка. И как же мешает одежда, избавиться бы от нее, почувствовать друг друга всей кожей, слиться, перетекая друг в друга…

Наклоняю голову, упиваясь запахом, и его губы касаются уха.

- Пойдем к озеру?

Молча киваю, и тут же заканчивается песня. Иван берет меня за руку и ведет прочь от поляны. На нас смотрят? Да не все ли равно? Едва мы отходим за деревья, он набрасывается на меня с такой жадностью, что становится страшно – но лишь на секунду. А потом я сама лечу навстречу его поцелуям, собираю их губами, слизывая, сглатывая, как воду, пью и не могу напиться. Кажется, что его губы везде, но мне этого мало. Запрокидываю голову, бесстыдно подставляя шею и грудь, забираюсь руками под его футболку.

С трудом оторвавшись от меня, Иван тащит за руку дальше. Я знаю, куда мы идем. У самых зарослей камыша есть крохотная полянка на берегу – полоска травы и песка, со всех сторон скрытая кустами. Там нас никто не увидит.

Протискиваемся туда, опять начинаем жадно целоваться. Я больше не могу ждать. Снова запускаю руки под футболку, но Иван стаскивает ее сам, бросает на траву.

- Не бойся, я взял резинки, - лихорадочным шепотом, прежде, чем я успеваю спросить.

Я расстегиваю его джинсы, он стягивает мои, вместе с трусами, попутно лаская – грубо, торопливо, заходя пальцами по самую ладонь.

- Ты уже готова, да? – облизывает пальцы, отчего желание захлестывает с головой. – Черт, прости, не могу больше терпеть. Хочу тебя!

Шелест фольги, скрип влажно поблескивающего силикона – смотрю, не отрываясь, задыхаюсь, то ли скулю от нетерпения, то ли всхлипываю. Кровь бьется в ушах, под ложечкой, стекает в живот, превращается в прозрачную влагу, которая обильно сочится между губами. Собираю ее пальцами, обмазываю член по всей длине.

Ну же, быстрее!!!

Надавив на плечо, Иван заставляет меня опуститься на колени. Входит резко и глубоко, до упора. Почти полностью выходит и повторяет движение – еще резче, снова и снова, все быстрее. Одна рука под футболкой, на груди, обхватывает ее, стискивает и без того сжавшиеся в горошины соски, то один, то другой. Пальцы второй, влажные то ли от слюны, то ли от сока, гладят набухший клитор, и от каждого прикосновения меня словно пробивает электрическим током.

Выгибаю спину, касаюсь затылком его груди, опускаюсь на локти, носом в сырую, остро пахнущую росой траву. Кусаю в кровь губы, чтобы не стонать слишком громко, а так хочется ни в чем не сдерживать себя, верещать, как дикая кошка, полностью раствориться, уйти в эти ощущения – невероятно яркие, горячие, острые.