В моём мире мужчины с подобной внешностью делали бы карьеру фотомодели, думали бы только о том, как не сломать ноготь, и чтобы прыщик на причинном месте не вскочил. И они точно не стали бы в пятнадцать лет воевать с германцами длинным копьём или вести адвокатскую деятельность в провинциальном городишке. Они захотели бы жить, по меньшей мере, в Москве или Санкт-Петербурге.

- Вы могли бы сделать карьеру в Милане, или в Венеции, или в Генуе, - сказала я, по какому-то внезапному вдохновению. – Почему вернулись сюда?

- Хм… - адвокат снова откинулся на спинку стула и скрестил руки. – Возможно, потому, что это – мой родной город?

- Это единственная причина? – допытывалась я.

- Вы будто допрашиваете, синьора.

- Всего лишь хочу знать, что за человек мой поверенный, - пожала я плечами. – Но если это такая постыдная тайна, то молчите, конечно. Не позорьтесь перед женщиной.

- Нет ничего позорного. А вы странная, - добавил он вдруг.

- Почему это? Потому что избила синьора Занха? – поинтересовалась я. – Так я его не била, синьор лжёт. Поэтому никаких странностей, не беспокойтесь.

- Никто никогда не врывался ко мне в кабинет в рабочее время, - спокойно произнёс Марини, - чтобы накормить меня вареньем и спросить, зачем я вернулся в Сан-Годенцо.

- Так зачем вернулись? – напомнила я, и поняла, что мне, действительно, очень интересно узнать о нём нечто большее, чем имя и профессию.

Что за человек скрывается за ярким и привлекательным фасадом? Какая у него душа? Такая же привлекательная? Или всё – только красивая вывеска, не более?

- Все земли вплоть до Локарно раньше принадлежали моему деду, Марсилио Марини, - заговорил адвокат, чуть подавшись вперёд, и я, невольно, тоже подалась к нему, жадно слушая. – Наша семья была знатной, но не слишком деловой, если можно так выразиться. Так что после смерти отца обнаружилась куча долгов. Когда я их выплатил, на руках у меня было десять флоринов.

- Надо же! – не смогла удержаться я. – Совсем как у меня! Ваше наследство тоже забрал ушлый адвокат?

- Нет, - улыбнулся он уголками губ. – Мои десять флоринов остались при мне.

«Как же вам повезло», - хотела съязвить я, но промолчала, чтобы Марини не обиделся, и не замолчал.

- Я решил, что надо выгодно вложить то, что у меня осталось, - продолжал адвокат.

- И вложили? Выгодно, судя по всему? – я обвела рукой кабинет и указала на чашечку чая.

- Более чем, - подтвердил Марини. – Я уехал в Болонью, поступил в университет, изучал там право, заводил полезные связи, а потом вернулся в Сан-Годенцо. Потому что тут – моя родина, здесь жили мои предки, и пусть земли уже не принадлежат моей семье, я всё равно за них в ответе. И за людей, которые на этих землях живут. Я мечтаю о том времени, когда Сан-Годенцо станет вторым Миланом. Или второй Болоньей. И приложу к этому все силы.

Мотивы были похвальными, тут сказать было нечего, и – что скрывать! – ещё меня очень порадовало, что неземная любовь к Козиме Барбьерри не была названа одной из причин. Но кое-что в этой истории меня смущало.

- Подожите-ка, - сказала я, припоминая слова маэстро Зино. – Кажется, когда ваш уважаемый отец погиб, вам было пятнадцать?

- Вы очень хорошо осведомлены о моей жизни.

- И вы поехали в Болонью подростком, имея на руках всего десять флоринов?

- Я был взрослым мужчиной, - поправил меня адвокат, - и именно так и поступил. А что вас смущает? Я посчитал, что лучше всего вложить деньги в собственное образование. Так точно не прогорю, и мои капиталы всегда останутся при мне, - тут он с эдакой снисходительной усмешечкой постучал себя по лбу указательным пальцем.