Мариночка участвовал в боевых действиях? В это невозможно было поверить, глядя на его красные колготки.

- Семь лет назад? – переспросила я, пытаясь поймать маэстро Зино если не на вранье, то на явном преувеличении. – Да он тогда был ребёнком!

- Ему было пятнадцать лет, синьора, - ответил хозяин с достоинством. – Самое время становиться мужчиной. Я ещё помню те проклятые времена, когда германцы шныряли тут, как у себя дома. Наши женщины до сих пор вскрикивают, слыша германский говор. Зато теперь у нас благодать и процветание, и мы сами себе хозяева. Ну… не считая налогов герцогу миланскому! – он засмеялся, но это был хороший смех.

Чувствовалось, что хозяин остерии гордится прошлым и рад тому, что его город получил сейчас. Зато я задумалась, продолжая смотреть, как красавчик Марино, который ещё оказался и супергероем, идёт по мосту.

Так вот почему закричала та женщина в повозке, когда я заговорила по-немецки. Семь лет назад…Не так уж и давно, но всё равно много. Уже родились и подросли ребятишки, которые живут в свободной стране. Да, мужчинам Сан-Годенцо есть чем гордиться. А Мариночке сейчас всего двадцать три года… Совсем пацан, если говорить честно… Мужчиной он, видите ли, стал в пятнадцать лет… Ему бы в школу в это время ходить… Хотя наши школьники в пятнадцать лет…

Тут я вздохнула, помянув про себя пресловутую проблему отцов и детей, и пробормотала:

- Да, были люди в наше время…

- Вы что-то сказали? – переспросил синьор Зино.

- Да так, помолилась, чтобы синьору Марини небеса послали здоровья и жену богатую, - ляпнула я первое, что пришло в голову.

Хорошо, что ляпнула не по-русски! Надо завязывать с цитатками, Полиночка, завязывать! А то тебя точно примут за ведьму, а там и до инквизиции далеко. Есть, кстати, тут инквизиция? Я попыталась припомнить биографии поэтов и писателей времён Ренессанса, но никто из них, кажется, не страдал от церковных гонений… Эх, вот так и пожалеешь, что пошла учиться на преподавателя литературы, а не истории…

Но тут выяснилось, что небеса услышали мой псевдо-средневеково-итальянский очень быстро. Потому что раздался женский вопль «Кариссимо!», Марино Марини оглянулся и остановился, а я увидела, как со стороны спальных районов к нему со всех ног бежит… синьорита Барбьерри. Синие рукава развевались за её спиной, как крылья, вуалька вокруг лица трепетала светлым нимбом, и лицо у барышни было таким нежным, таким счастливым… Я успела понадеяться, что она бежит к адвокату за консультацией по деловым вопросам её папочки, но тут синьорита добежала и без лишних слов бросилась красавчику-адвокату на шею.

- Богатая жена ему обеспечена, - хмыкнул и заржал маэстро Зино. – Эх, сколько будет разбито женских сердечек, когда Козима Барбьерри обвенчается с нашим Марино!..

- Козима? – переспросила я и чуть не скривилась.

Даже имя у этой неприятной особы было ей под стать. Коза. Просто Коза. Хотя… мужчины, наверняка, смотрели на неё другими глазами.

Я со всё возрастающим неудовольствием наблюдала, как щебечет Коза-Козима, продолжая висеть у своего жениха на шее, а тот улыбается ей и кивает. Потом он расцепил её руки, восторги встречи немного поутихли, и Козима, скромно потупив глазки, приколола или воткнула красную гвоздику к черноё рубашке адвоката. Козима привстала на цыпочки, поцеловала Мариночку в подбородок – выше не достала, и побежала обратно на свой берег, помахивая рукой.

На этом бы всё и кончилось, но тут Мариночка побежал за Козой, догнал её на середине моста, схватил за плечо, развернул и поцеловал прямо в губы. На виду у всех, разумеется.