– Пусть тебя это не беспокоит, отныне леди Паулина моя забота.

Лорды раскланялись, и мы продолжили шествие к центральному входу. Вышколенные слуги распахнули перед нами двери. По ногам ударил холодный ветер, и я поежилась, только представив, что придется идти по ледяным ступеням в тоненьких шелковых шлепках.

Не успела я охнуть, как оказалась на руках «жениха». Он понес меня к карете, стоящей у подножия раскинувшейся веером лестницы.

– Это обязательно? Лучше купил бы мне ботинки, – прошипела я, чувствуя, как у меня загораются уши.

– Я жених. Никто не осудит порывы влюбленного мужчины.

– У нас разве не договорной брак?

– Нет. Мезальянс. Ты безродная, но тут ничего не поделаешь. Любовь. Только она заставила бы Матиаса Дервига выбраться из заточения в собственном замке. Даже нашествие захватчиков, случившееся семь лет назад, не побудило его высунуть нос. Три года осады и велирийцы ушли ни с чем. Крепость Разящего кинжала так и не сдалась. А сейчас она пала перед маленькой птичкой.

– Почему Дервиг безвылазно сидит в своем гнезде? – если уж брать аналогию с птичкой, то я вполне верно подобрала название непобедимой каменной крепости.

– У него много лет назад случилась несчастная любовь.

– О?

– Да, мужчины моего рода умеют любить. И тоскуют, когда с их женщинами случается беда. Или они покидают нас.

– Что произошло с его женой? Она ушла к другому? – меня опустили на раскладную ступеньку кареты. Я забралась в ее теплое нутро так и не успев замерзнуть. Лорд Дервиг пристроился рядом, проигнорировав противоположное сиденье. Я чуть подвинулась, сокращая расстояние между нами.

– Не люблю сидеть спиной по ходу движения, – произнес он, снимая перчатки. – А что касательно любви Матиаса, то леди Ветна была ему невестой. Они так и не успели пожениться. Она умерла от чахотки. Сирота, Дервиг был единственным, кто мог позаботиться о ней.

– Тоже мезальянс?

– Дядя верен своим привычкам, – Конд улыбнулся. Карета покачивалась, и хотела я того или нет, но наши тела соприкасались. – Я недавно навещал его, предлагал вернуться ко двору, но заметив, что по всему замку развешаны портреты леди Ветны, понял, что настаиваю напрасно. Матиас не перестал любить ее и уже привык жить в одиночестве. Говорит, пишет хроники Рогуверда и вполне доволен, что может следить за событьями издалека. «Блеск двора не слепит, и вся шелуха на расстоянии слетает, оставляя ядро истины». Дословно.

Я отдернула занавеску, чтобы посмотреть, что происходит за окном. Карета описывала дугу по дворцовой площади, и я смогла по достоинству оценить масштабы и архитектуру прекрасного дворца. Под зимним солнцем огнем горели крыши башен и золотой символ Рогуверда – расправившая крылья птица.

– Орел? – кивнула я на нее. Везде одно и то же: двуглавый или нет, но непременно орел.

– Нет, ярталь. Скульптура не передает всей красоты птицы. И полезности. Именно она изгнала захватчиков. А вместе с ними и Анну, – последние слова сопровождались вздохом.

– Ты, как и дядя, до сих пор любишь единственную для тебя женщину?

– Любил, – коротко ответил Конд. Я замолчала, поздно осознав неловкость вопроса.

По меркам средневековья Самаальд оказался вполне современным городом – с мощеными булыжниками площадями и деревянными настилами вместо тротуара на боковых пешеходных улочках. Мимо проплывали двухэтажные и трехэтажные строения знати, аккуратные и красивые домики простых обывателей, перемежающиеся лавками и мастерскими. Голые деревья, заснеженные ели, вороны и птахи поменьше. Люди, как и везде: шляющиеся ротозеи или спешащие по своим делам горожане. Мокрые подолы юбок и месиво из снега и грязи под ногами. Вместо машин кареты и повозки, по которым легко угадывалось благополучие владельца. Совсем уж плохоньких домов и экипажей я не заметила, видимо, меня везли по самому центру города.