«Вот это верно!» – подумала я и постаралась помягче распрощаться с убитой горем женщиной.
Разговора о возвращении в архив лери Абраны, конечно, уже и не могло быть. Пока что формально её муж оставался приписанным к Южной Крепости, но жить ей в гарнизоне было негде.
Комендантша собиралась ехать с нами, но командор учтиво предложил ей единственную оставшуюся целой повозку и напомнил, что многодневная скачка – непростое испытание. Тем более что ей, конечно, необходимо взять вещи, ведь неизвестно, на сколько затянется расследование, в котором бывший комендант даёт показания, и на какое место службы его потом отправят.
Лери Абрана задумалась и согласилась:
– Вы очень добры, ваше превосходительство, в самом деле, мне и самой не хотелось бы возвращаться сюда, на пепелище. И так сколько лучших лет отдано этой крепости! Всю жизнь на границе, уж наверняка командование предложит мужу что-то поприличнее!
Я очень надеялась, что бывший комендант строго ответит за каждого погибшего! А если и удастся ему выкрутиться, то совесть его замучает. Говорят, Войр-Временник по ночам отпускает души тех, кто погиб от предательства и остался неотомщённым.
Всех угнанных девушек было очень жаль. И дочку вероломного коменданта тоже, несмотря на скверные последствия её поступков.
Вчера в комендатуре я случайно встретила ту самую повариху, которая поскандалила с Элией и дала мне шанс сбежать. Я хорошо её помнила, девушка была той самой, кто выносил Рессу вкусного супа с мослами. Но в каком она была виде! Немытая, с лохмами, забранными в пучок, с ужасным кривым шрамом во всю щеку и пустым взглядом.
Бывшая повариха пришла к генералу просить императорскую помощь для пострадавших гражданских на военной службе. Она сидела, сжавшись в комочек, то испуганно вздрагивая от малейшего шороха, то уходя в такие глубины мыслей, что генерал дважды – трижды переспрашивал нужные сведения для документов.
Моя магия тянулась к ней, старалась исцелить, проникая в тело и разглаживая гематомы и неловко срастающиеся мышцы щеки. И вот тогда я в первый раз увидела маленький мешочек с новой жизнью в глубине живота девушки. Он был окутан собственной магией жизни, не имеющей тех особенностей, которые были в магии лери Сальяры, например, или в моей. И как пуповиной будущий малыш был привязан к маме, так и от магического мешочка нить тянулась куда-то далеко за пределы материнского тела, рассеиваясь в пространстве, как будто держа связь со всем живым миром.
– Ребёночек, – восхищённо прошептала я.
Девушка услышала, на мгновение сжалась:
– С чего вы взяли?
Пришлось признаться:
– Я маг.
Она бросила взгляд на свой живот, и вдруг с такой энергией разразилась матерщиной, что мы с генералом отпрянули.
– Ребёночек? Авархский ублюдок! Благодарствую, что сказали, лери, пока не стало слишком поздно! – она будто пробудилась, глаза засверкали, лицо нахмурилось, и голос из тусклого стал звенящим, яростным.
Я в отчаянии взглянула на генерала, и то ли из-за моего умоляющего взгляда, то ли от доброты он заговорил успокаивающим тоном:
– Давайте не будем принимать решения в спешке. Лери, поймите, неважно, кто был отцом, главное, что вы будете мамой.
Она резко повернулась ко мне:
– Ты бы хотела стать матерью степняцкого байстрюка?
– Малыш-то не виноват. А я бы хотела стать матерью, – тихо ответила ей, – вот только мой муж погиб от этих самых степняков.
– Да, знаю, командир Хельриг хороший человек был, жаль его, – она притушила свой гнев и категорично произнесла, обращаясь к генералу, – это, извините, не ваше дело, лер начальник.