Не веря своим ушам, Джафар потрогал их руками.

– Полтора динара, Абдалла, или нашего разговора не было.

Абдалла подвернул валик под другой бок и закрыл глаза.

Человек со шрамами жестом пальцев показал Джафару убираться.

– О! – взвыл Джафар. – Пусть будет по-твоему – это всего лишь деньги. Но она должна быть женою на час на всех ваших стоянках, и в караван-сараях и на колодцах – это моё непременное условие.

Абдалла снисходительно кивнул. Порывшись в поясе, он вынул золотую монету и через человека со шрамами на лице передал её Джафару. Тот прикусил её зубами, пробуя метал на мягкость и наконец, скорчив на лице недовольную мину, произнес.

– Хорошо, пойду приведу кадия.

– Для чего тебе кадий, купец? – поднял брови Абдалла, так удивившись, словно Джафар собрался привезти слона.

– Нам нужно прописать в табу, что вы соблюдете условия договора и содержания этой рабыни.

– Мне не нужно никакого табу, чтобы решать, что делать со своими рабами, купец. Когда я хочу пить чай, мне не нужно читать фирман, как пить чай.

Все сидящие довольно расхохотались.

– Мне надо чтобы эта рабыня получила то, что заслужила и еще немного побольше!

– Тогда тебе следует купить её и делать, как тебе заблагорассудится, – погладил бороду Абдалла. – Я, пожалуй, могу продать тебе её за четыре динара.

– Как?! – опешил Джафар. – Ты хочешь продать мне мой товар? Может мои уши обманывают меня? Это так похоже на грабеж, что только уважение к тебе Абдалла, не позволяет мне позвать стражу и задержать тебя за разбой! – Джафар задрал бороду кверху, смотря на сидящих выпученными в гневе глазами. – Если хочешь владеть рабыней, надо оформить табу, по всем правилам, почтенный.

Абдалла приподнялся на локте и перегнувшись через валик осмотрел Джафара с ног до головы, словно увидел его в первый раз.

– Если бы козе дали говорить, она бы сделала это лучше. Не ты ли говорил тут о всеобщей выгоде, краснобородый – пять минут назад. И теперь блеешь про стражу? Разбой? Кто тут проблеял это слово? Ты? Все сидящие тут свидетели, что ты взял мои деньги в обмен на рабыню. Покинь этот караван-сарай и будь добр, никогда не приходи обратно. Побереги спокойствие сердца этих славных воинов, иначе кто-нибудь может дать тебе сапогом снизу.

– Я не беру твои деньги, это обман! Половина сделки! – заверещал Джафар, бросив динар на пол, в шаге от Абдаллы.

– Воистину, само небо благосклонно к нам, за наши добрые дела, – поднял вверх палец Абдалла. – Вы все свидетели, как я отдал деньги толстому незнакомцу, и через короткое время, с неба пошел денежный дождь, что значит всевышний не оставил незамеченными мои траты. Ты, Шанзар, – обратился он к грузному обладателю шрамов. – Можешь подобрать упавшее с неба. Уверен, ты мечтал о таком дожде с тех пор, как был ребенком.

Названный Шанзаром потянулся к лежащей монете, но был опережен краснобородым, который, упомянув имя нечистого, проворно нагнулся и подхватил монету, поняв, что может остаться без всего.

– Я этого так не оставлю! – отступив на пять шагов, грозно произнёс он. – Я иду к кадию за защитой!

– Шанзар, – улыбаясь глава клана обратился обладателю шрамов, – покажи купцу четки глухих.

Грузный, поковырявшись в рухляди за его спиной, вытащил наружу ожерелье, состоящее из сушеных отрезанных ушей.

– Тут должно быть сто восемь штук, а пока меньше пятидесяти. Так я отмечаю всех, кто не смог услышать. Должно быть, уши тебе не нужны купец. Как и нос. Боюсь до кадия дойдет только язык, который тот повелит отрезать за лжесвидетельство! – захохотал он, и все с радостью закивали, поддержав шутку.