― Знаешь, что мне интересно и навевает плохие предчувствия? ― до хруста разрабатывая затёкшее плечо, замечают всё так же буднично. А у меня бегущей строкой в мозгах: "Только не спрашивай: почему я тебя нюхала!". ― Где псина?

Фух, слава богу...

Стоп.

И правда. Где собакевич? Что-то он притих.

Приподнимаюсь на локтях, оглядываясь... и громко присвистываю. В ногах животинки не лежит, зато по одеялу и на полу валяются остатки недоеденного завтрака. Среди безбожно раздербаненных бумажных пакетов.

― Класс, ― Шмелёв тоже привстаёт, оценивая масштабы разрушений.

― Я всё уберу, ― только и могу сказать, торопливо вылезая из-под одеяла.

Шлёпая босыми пятнами и ощущая себя Гензель, идущей по хлебным крошкам, осторожно переступаю через валяющиеся ошмётки капусты, картошки фри и булок. Выглядываю в коридор и...

Присвистываю повторно.

― Невыносимое ты создание! Ты что ж натворил?! ― схватившись за голову, падаю на колени перед своим выпотрошенным рюкзаком, неосторожно оставленным в зоне собачьей досягаемости.

Сам виновник ахтунга, наигравшись, развалился на коврике возле входной двери, но заметив меня, вопросительно встрепыхнувшись, навостряет стреловидные уши.

Позади раздаются шаги, а в следующую секунду коридор оглушает мужской хохот.

― Однако... ― подбирая обжёванный и перемусоленный лифчик с торчащим поролоном, ржёт Даня. ― Твоё, полагаю?

А чьё ещё? Весь мой сегодняшний наряд... здесь. Нетронутыми остались только туфли. Спас погрызанный пакет, в который я их убрала. То есть, из него-то обувь вытащили, но, видимо, устали в процессе и решили передохнуть.

― И в чём мне теперь на смену выходить?

― В одежде, ― накрыв тенью, Шмелёв сползает по стене, падая пятой точкой на ламинат и перекидывая мне лифчик. ― А эти тряпочки и до апгрейда на неё не особо были похожи.

Довольный такой, вы только гляньте.

Ничего-ничего, рано радуется. Вместо ответа перекидываю ему такую же сжёванную перчатку без пальцев. Его мотоциклетную перчатку.

― Мда, ― улыбаться перестают, переключаясь на подковыривание сквозных дырок. ― Ну, теперь понятно, чего его вышвырнули на улицу.

― Думаешь, вышвырнули?

― Сто пудово. Завести собачку ― завели, а вот то, что её дрессировать надо ― забыли. Отсюда и результат.

Да уж. Что-что, а грызёт это четырёхлапое чудо буквально всё подряд. Пришлось и туфли в шкаф прятать, и чемодан закрывать на молнию, но он и у него все металлические углы поцарапал.

Но безвозвратно почившие наушники или тапки ― это ладно. Сама виновата ― бросила где попало, но с этим... с этим-то что делать? Где я за несколько часов похожее что-то найду!?

― Ну, засранец. И кто ты после этого, а? ― грустно вздыхаю, на вскинутых руках разглядывая подранную сетку на накидке. Такой теперь только рыбу ловить. Размером эдак с кита.

― Анубис, ― прицыкивает Шмелёв. ― Говорю же.

― Почему Анубис?

― Потому, что всё, до чего он докоснётся ― можно спокойно хоронить.

Хех, ну в общем-то, да. Такое имечко подходит пёсику как нельзя лучше.

Оставляю в покое рваньё, обречённо вздыхаю, поднимаю взгляд и... понимаю, что Даня уже эное неопредёленное время смотрит на меня. Вернее, ну ту часть меня, что практически не прикрыта съехавшей с плеча рубашки.

Ничего такого, если что. Под низом есть спортивный топ, но присмиревшие было мурашки снова восстают из забытия.

Очень, очень странное чувство.

А что ещё более странно, даже спалившись, сильно раздосадованным он не выглядит. Продолжает смотреть, просто теперь уже выше, встречаясь со мной взглядом.

Сидим по разных сторонам и несколько секунд просто вот так не моргаем, играя в гляделки. И меня от этого вновь накрывает лёгкая паника.