И всё. Просыпаюсь только ближе к обеду под тот же фонящий телек. Под одеялом, лёжа на руке дрыхнущего без задних ног Дани и уткнувшись носом в его ключицу.

Ой.

***

Ммм... Как это... очаровательно.

Меня, правда, смущает небольшая деталь: как мы перетекли-то в эту позу? Засыпала я точно на другом конце кровати.

Лежу, боясь шелохнуться, и исподлобья разглядываю встопорщенные волосы и расслабленные черты. Ямочка на подбородке, пухлые губы, скулы, длинные светлые ресницы...

Ёлки-палки, почему у парней они всегда длинные!? Почему нам приходится добиваться той же длины с помощью туши, а им для этого вообще прикладывать усилий не надо!? Где справедливость?

Визуально облапав его, где только можно и нельзя, спускаюсь ниже, перетекая на умиротворённо вздымающуюся грудь.

От футболки вкусно пахнет мужским дезодорантом, а под принтом с пальмами Калифорнии угадывается крепкое и шикарно сложенное тело...

Эх. Станешь тут удивляться всем этим девчачьим судачествам, при виде такой-то картинки. А если к ней ещё и прилагаются обещанные "фишки"...

Блин. Кто бы знал, сколько раз я вот так мечтала проснуться в его объятиях? Сколько раз фантазировала о том, как он признаётся в своих чувствах? Сколько раз представляла, как бы оно было, если бы мы с ним... ну, того-этого...

Если верить всё тем же сплетням, мне бы точно понравилось, а вот ему? Вряд ли я чем-то способна его удивить. Чего уж там, мне и поцелуй-то мой теперь кажется страшно несуразным и неуместным.

Честно говоря, не знаю, почему вообще сорвалась. Наверное, от обиды не выдержала. Потому, что отчаянно хотелось дать понять, что хватит уже считать меня ребёнком, только вышло...

Вышло, как вышло.

Ребёнок или нет, но той, которую можно "хотеть" и той, к которой можно испытывать что-то большее, чем терпимость меня очевидно не воспринимают.

Хотя ведь прошлой ночью была парочка моментов, вызвавших откровенный ступор. Потому что тогда, у байка, пусть и всего на секунду, мне правда показалось, что он хотел меня... ну, поцеловать.

Не знаю, так ли это, но я настолько растерялась, что на рефлексах включилась дура. Всё лучше, чем опозориться ещё больше, нагрезив то, чего нет.

Вдыхаю укутавший меня офигенный запах, собирая мысли в кучку. Лежала бы так целую вечность, утопая в прямо-таки волшебной эйфории, но, наверное, это не лучшая затея.

Зачем доводить до очередной неловкости? Лучше зафиксировать момент в памяти и в минуты женской сентиментальной деградации пред...

― Долго глаза будешь греть? ― усмехается, не поднимая век, Даня, заставляя меня встрепенуться. ― У меня уже всё чешется.

― Так помойся, ― ляпаю и запоздало прикусываю язык. Мда.

― Лучше я тебе рот с мылом помою, малявка, ― миролюбиво парируют, оживая. ― А то больно говорливая. И страшно вертишься во сне. Дважды мне с локтя зарядила.

Верчусь, бормочу и даже иногда слюну пускаю. Знаю, мама над этим постоянно угорает.

― А зачем подставлялся?

― Ну сорри, меня так-то тоже раскемарило, ― потягиваясь и растирая лицо, меланхолично замечают. ― Двое суток толком не спать. А тебя уже не стал тормошить.

― Какая галантность.

― Ещё какая. Это я молчу про то, что руки своей почти не чувствую. Но если тебе удобно ― ты лежи, пока терпимо.

А я до сих пор лежу? Блин, до сих пор лежу!

Перекатываюсь на подушку, торопливо разрывая между нами дистанцию. А у самой сердце об рёбра долбит. Пытаюсь присмирить его, да только на выходе получается полная лажа.

Вот не хотела же неловкости, а в итоге теперь в ней по самую макушку утопаю, стараясь согнать с щек обжигающий румянец!