– Не понимаю, – похолодевшими губами произнесла Вивьен.

– Что тут не понятного. Любовь отнимает у человека разум. Она ломает его, ослабляет. Сбивает с пути.

– Что ты такое говоришь?! Любовь – единственное, ради чего стоит жить. Единственное, что вообще имеет значение. Ведь это то, что мы принесём к подножию Небесного Отца, когда придёт наш срок.

– Ох, я тебя умоляю! – закатил глаза Даггер. – Неужели ты заражена всей этой религиозной чушью. Нет никакого бога, Вивьен! Есть энергии. И есть умение ими управлять. Есть ежичасное борение за собственное существование в любом мире.

– А любви, справедливости, дружбы – их, по-твоему, нет, что ли? – возмутилась она. – Любовь не может быть страшной! Любовь – это бог.

– Мне такой бог не нужен. Любовь ослепляет, порабощает. Влюблённый глуп и эгоистичен.

– Влюблённый – может быть. Но любящий… ты просто не дорос до понимания любви.

Даггер скривил губы в жёсткой, презрительной усмешке:

– Это ты не выросла из детских сказок. Ничего удивительного. Тебя ведь воспитывали люди. А их любимая сказка про дурочку из золы, которой для счастья достаточно красивого платья. Невдомек простушке, что все её туфельки хрустальные. Что при первом же столкновении с землёй от неё останутся одни осколки. И никакой принц не спасёт. Потому что принц из этой сказки не более, чем идиот в завитушках. Все его таланты сводятся к способностям скулить да вздыхать, что красотка убежала. Спасатель из него никудышный, как из тросточки – меч. Людям нравится верить в сказку о любви, потому что им приятна сама мысль о том, что кто-то позволит сесть ему на шею и повезёт, лишь потому, что глазки у тебя красивые да платюшко нарядное. Но это так не работает! В жизни, как в магии – чтобы что-то взять, нужно что-то отдать. По моему опыту, любовь сочетает то, что сочетаться не должно. Отец с матерью любили друг друга. И это привратило жизнь обоих в ад. Ну, а самое «счастливое», – он криво улыбнулся, – у них появился я!

Лежа перед сном в кровати и любуясь на миниатюрные цветочки, покрывшие упругую ивовую ветку, Вивьен раздумывала над тем, а что станет с деревом, расцветшим в середине зимы. Ива вообще не цветут лилиями, орхидеями или другими соцветиями.

Придя к Проклятой Мельнице через несколько дней, Вивьен увидела, что дерево погибло.

7. 7. Новый знакомый

– Какого черта лысого ты повсюду таскаешься с этим уродом? – снизошла Глэдис до разговора по душам.

– Хочу и таскаюсь, – огрызнулась Вивьен, отворачиваясь.

Глэдис выразительно приподняла брови.

– Пожалуйста! Не приставай ко мне с этим, – уклонялась Вивьен от пристального взгляда сестры.

– Да что с тобой такое? Что с тобой происходит, Вивьен? Этот сын Винтера будто приворотным зельем тебя опоил!

– Не лезь не в своё дело. Повторяю – оставь меня в покое.

Вивьен поспешила выйти из комнаты.

Непонятно почему, но её мучила совесть перед сестрой. Она словно бы в чём-то обманывала её. Или предавала? Но ведь нет!? Не предавал и не лгала. Не могла рассказать о своих чувствах и новых взаимоотношениях лишь потому, что Глэдис и слушать бы не стала. Может быть, подняла на смех или с привычным для неё высокомерием, осудила?

Вивьен, не задумываясь, по инерции, направилась в сторону Проклятой Мельницы. Мороз крепчал. Закат сделался ядовито-красным. Солнце алым блином катилось по небу, от мороза не голубому, а зеленому.

Ветра не было. Лишь дыхание вырывалось изо рта легким облачком.

Не дойдя до Мельницы с десяток шагов, Вивьен остановилась, недоумевая – зачем пришла? Встречаться сегодня с Даггером они не договаривались.