– Боюся, – согласилась девица. – Потому и рада, что вас встретила. С вами не так страшно. А жених?.. А всё, не будет у меня жениха.

И надулась, да с такой обидой, что Иван едва не усмехнулся. Похоже, Марьяшка прониклась симпатией к тому, кто не ей ответил взаимностью, но мозги пудрил. А она, дурёха, возьми, да и явись к нему в гости без предупреждения, а там другая невеста имеется… Вот и ковыляет теперь домой, а где её дом – один леший ведает. За Николаевкой ещё пять деревушек, но все не близко, полдня ноги побить придётся. Ну да ничего, до Николаевки проводит, а там он пару медяков отслюнявит какому-нибудь мужику с лошадью и телегой, пусть довезут бедолагу до дома.

А Марьяшка, осознав, что новый знакомец её не тронет, продолжила угощаться земляникой и болтать.

– А лошадку вашу утопцы цапнули, они в это время дюже до крови охочи. Сегодня русалки по лесам окрестным плясать начнут, хороводы водить, вот где страх и ужасть! Из болот кикиморы полезут, из могил – умруны… Одна ночь в году такая, когда им место обитания можно покидать. Так что по темноте держаться надо ближе к огню, а ещё полыни нарвать и раскидать вокруг места, где на ночлег остановимся, покойники всяческие её боятся.

Иван едва не сплюнул с досады и подумал, что суеверие в тёмных и малограмотных селянских головах невозможно искоренить решительно ничем.

Путь неблизкий, а Марьяшка, кажется, любопытна. Может, хоть одну получится наставить на путь истинный.

Девчонка оказалась благодарной слушательницей. Недоверчиво ахала, тыкая пальцем в солнце: «Взаправду оно больше нашей земли-матушки? И с неба не свалится? Точно-точно? А старые люди говорили, мол, каждое светило на своей дырке в небе держится, как гвоздик золотой. И у всех до единого людей на белом свете есть своя звёздочка в небесах, и, когда какая-нибудь из них падает, человек на земле умирает».

Ивану почему-то несказанно льстил её интерес. И он, воодушевлённый, всё говорил и говорил. О том, что люди на самом деле мрут от скудной пищи и тяжёлой работы, но, если бы каждый из них приучился мыть руки хоть раз в день – на свете было бы в разы меньше болячек. О том, что доктора научились изгонять из поселений даже такие страшные напасти, как чуму и оспу, тем, что изобрели прививки.

– Надо же, – качала головой Марьяшка, не забывая угощаться земляникой, набранной в лист лопуха. – А у нас в деревне от чёрного мора бабы догола раздевались и опахивали деревню на плугах и непременно ночью, чтобы не видел никто…

– И как, помогало? – хмыкнул Иван. Девчонка скривилась и дёрнула плечом, а большего ответа не требовалось. – Суеверия это всё, Марьяна. Бабкины сказки. Желание защититься от ужасов, которыми наполнена тяжёлая деревенская жизнь, путём придумывания всяких напастей вроде лешего и русалок, которые уворовывают детвору, лихоманок и лихорадок в роли чудовищных старух с когтями и зубищами…

– Есть лешие, – вдруг заупрямилась девчонка. – И русалки есть.

– Сама видела?

– Может, и видела, – Марьяшка вдруг опустила взгляд и поёжилась. – Нашли вы, батюшка-доктор, о чём в лесу поминать. А ну как услышат да выползут? День-то какой нынче? Иван Купала!

– Дался вам тот Купала, – пробурчал Иван.

Солнце потихоньку клонилось к закату, приятно грея спину, оттого три тени на дороге – две человеческие и одна лошадиная – вытянулись и стали походить на диковинных синеватых зверей. Ветер неслышно перебирал колоски мятлика, растущего по обочинам, катал в пыли скрученный пучок соломы. Марьяна, завидев его, сплюнула через левое плечо и зашептала под нос молитву.